Статья: ПРАВОТВОРЧЕСТВО И КОГНИТИВНЫЕ НАУКИ (2024)

Данная статья разделена на четыре части. В первой раскрывается определение конституционализации частного права, под которым понимается влияние основных (конституционных) прав человека на частное право. Вторая часть посвящена анализу ключевого вопроса, связанного с темой конституционализации частного права, - как и в какой степени основные (конституционные) права человека влияют на частное право. В этой связи рассматриваются четыре выделяемые в компаративистике модели конституционализации частного права и аргументы pro/contra каждой из них. В третьей части статьи исследуется, какая из указанных моделей воплощена в зарубежных правопорядках (в частности, Германии, Голландии, Канады, ЮАР и Великобритании). Автор делает вывод, что наиболее распространенной является модель непрямого (косвенного) влияния основных прав человека на частное право. В четвертой части статьи проводится сравнительно-правовой анализ применения непрямой модели конституционализации. В рамках данной модели выделяются два подхода, которые по-разному характеризуют отношение зарубежных правопорядков к положениям о правах человека. Первый подход - «сильная» непрямая модель - исходит из того, что положения о правах человека закрепляют права, которые представляют собой правила, обязательные для применения. Данный подход представлен, в частности, в Великобритании. Второй - «слабая» непрямая модель - рассматривает положения о правах человека как закрепляющие ценности и являющиеся принципами, подлежащими учету наряду с иными обстоятельствами. Такой подход представлен, в частности, в Германии.

Статья посвящена анализу Апелляционного определения Ленинградского областного суда от 11 августа 2021 г. по делу № 33-3839/2021, в котором суд пришел к выводу о наличии у жителей садового поселения права доступа к отдельным земельным участкам на основании обременения сервитутного типа, установленного в отношении стоимости поселка в результате раздела исходного земельного участка. В обоснование своей позиции суд ссылается в том числе на Модельный закон «Об ограниченных вещных правах», утвержденный 27 ноября 2015 г. Межпарламентской крупнейшие государства - участники Содружества независимых государств. При этом анализируемое дело примечательно не только ссылкой на указанный Модельный закон, но и тем, что при его разрешении предпринята заслуживающая одобрения попытка найти ответы на вопросы о допустимости (недопустимости) отчуждения земельных участков общего назначения в садовых коттеджах и поселках отдельно от конкретных земельных участков в поселках; О квалификации ограничений, установленных кадастровым инженером при разделе земельного участка и отображенного в качестве особых отметок в Едином государственном реестре недвижимости. Кроме того, анализируемое дело позволяет, в целом, учитывать допустимость применения модельных солнечных батарей при разрешении дел в российских судах; о наличии (отсутствие) в Федеральном законе от 29.07.2017 г. № 217-ФЗ «О содержании гражданами садоводства и огородничества для обеспечения естественных нужд и о внесении изменений в законодательные акты Российской Федерации» положений о «правовых сервитутах»; о возможности использования «частного» сервитута в отношении вещей своих, в том числе при разделе своего земельного участка; о наиболее эффективных способах защиты собственников организованных земельных участков в садовых и дачных поселках при рассмотрении вопросов с собственниками земельных участков общего назначения в этих поселках.

В Лузосфере под видимой однородностью права, обусловленной влиянием португальского законодательства, скрываются лингвистические и антропологические аспекты, которые все еще не связаны с государственными институтами и формальным правом новых независимых стран. В статье дается обзор истории развития и распространения португальского права - от присутствия ius commune в Португалии до правовой истории колониальной эпохи и правовых систем бывших португальских колоний после обретения независимости, а основное внимание уделяется лингвистическим и антропологическим аспектам миллионов людей, которые только условно владеют португальским языком как родным и которые регулируют свою жизнь по спонтанно неписаным правилам. Проводя сравнение различных частей Лузосферы как мира, сформированного общими для всех его составляющих португальским языком и культурой, автор проводит исследование с трех различных точек зрения: юриспруденции, языка и антропологии. Португальский язык в настоящее время занимает шестое место в мире по числу его носителей и распространен на четырех континентах. По этой причине удивительно наблюдать скудное внимание, уделяемое в сравнительных исследованиях праву и языку португалоязычных регионов, за редким исключением ряда работ, в основном вышедших из-под пера авторов - носителей этого языка. Еще менее изученной является область сравнительного правоведения португалоязычных стран, кроме нескольких работ по португальскому и бразильскому праву. Внимание исследователей-компаративистов к Анголе, Мозамбику, Гвинее-Бисау, Кабо-Верде, Сан-Томе и Принсипи, Экваториальной Гвинее и Восточному Тимору является спорадическим, редким или вообще отсутствует. Эта ситуация, по-видимому, обусловлена своего рода самореферентностью португалоязычных правовых систем, главным образом ввиду их сильной академической зависимости от португальских университетов, общего для них научного и административного языка и низкого распространения изучения иностранных языков в ареалах их существования. По этим причинам деколонизация португалоязычного права желательна, и ее надо воспринимать не со страхом, а следует рассматривать как шанс для новых возможностей развития.

В Лузосфере под видимой однородностью права, обусловленной влиянием португальского законодательства, скрываются лингвистические и антропологические аспекты, которые все еще не связаны с государственными институтами и формальным правом новых независимых стран. В статье дается обзор истории развития и распространения португальского права - от присутствия ius commune в Португалии до правовой истории колониальной эпохи и правовых систем бывших португальских колоний после обретения независимости, а основное внимание уделяется лингвистическим и антропологическим аспектам миллионов людей, которые только условно владеют португальским языком как родным и которые регулируют свою жизнь по спонтанно неписаным правилам. Проводя сравнение различных частей Лузосферы как мира, сформированного общими для всех его составляющих португальским языком и культурой, автор проводит исследование с трех различных точек зрения: юриспруденции, языка и антропологии. Португальский язык в настоящее время занимает шестое место в мире по числу его носителей и распространен на четырех континентах. По этой причине удивительно наблюдать скудное внимание, уделяемое в сравнительных исследованиях праву и языку португалоязычных регионов, за редким исключением ряда работ, в основном вышедших из-под пера авторов - носителей этого языка. Еще менее изученной является область сравнительного правоведения португалоязычных стран, кроме нескольких работ по португальскому и бразильскому праву. Внимание исследователей-компаративистов к Анголе, Мозамбику, Гвинее-Бисау, Кабо-Верде, Сан-Томе и Принсипи, Экваториальной Гвинее и Восточному Тимору является спорадическим, редким или вообще отсутствует. Эта ситуация, по-видимому, обусловлена своего рода самореферентностью португалоязычных правовых систем, главным образом ввиду их сильной академической зависимости от португальских университетов, общего для них научного и административного языка и низкого распространения изучения иностранных языков в ареалах их существования. По этим причинам деколонизация португалоязычного права желательна, и ее надо воспринимать не со страхом, а следует рассматривать как шанс для новых возможностей развития.

В Лузосфере под видимой однородностью права, обусловленной влиянием португальского законодательства, скрываются лингвистические и антропологические аспекты, которые все еще не связаны с государственными институтами и формальным правом новых независимых стран. В статье дается обзор истории развития и распространения португальского права - от присутствия ius commune в Португалии до правовой истории колониальной эпохи и правовых систем бывших португальских колоний после обретения независимости, а основное внимание уделяется лингвистическим и антропологическим аспектам миллионов людей, которые только условно владеют португальским языком как родным и которые регулируют свою жизнь по спонтанно неписаным правилам. Проводя сравнение различных частей Лузосферы как мира, сформированного общими для всех его составляющих португальским языком и культурой, автор проводит исследование с трех различных точек зрения: юриспруденции, языка и антропологии. Португальский язык в настоящее время занимает шестое место в мире по числу его носителей и распространен на четырех континентах. По этой причине удивительно наблюдать скудное внимание, уделяемое в сравнительных исследованиях праву и языку португалоязычных регионов, за редким исключением ряда работ, в основном вышедших из-под пера авторов - носителей этого языка. Еще менее изученной является область сравнительного правоведения португалоязычных стран, кроме нескольких работ по португальскому и бразильскому праву. Внимание исследователей-компаративистов к Анголе, Мозамбику, Гвинее-Бисау, Кабо-Верде, Сан-Томе и Принсипи, Экваториальной Гвинее и Восточному Тимору является спорадическим, редким или вообще отсутствует. Эта ситуация, по-видимому, обусловлена своего рода самореферентностью португалоязычных правовых систем, главным образом ввиду их сильной академической зависимости от португальских университетов, общего для них научного и административного языка и низкого распространения изучения иностранных языков в ареалах их существования. По этим причинам деколонизация португалоязычного права желательна, и ее надо воспринимать не со страхом, а следует рассматривать как шанс для новых возможностей развития.

Международный коммерческий арбитраж является основным средством разрешения международных споров делового характера. Сама его структура предопределяет то, что эта трансграничная процедура представляет собой диалог различных культур. Как следствие высокотехничного характера международного коммерческого арбитража дискуссия о «культуре» в этой области восприняла довольно узкий подход и, как правило, ограничивается вопросами, касающимися столкновения различных процессуальных стилей и моделей (например, обнаружение доказательств, которые сильно различаются в юрисдикциях общего права и континентального права), исследования о самом арбитражном сообществе (все еще довольно небольшой и сплоченной группе профессионалов) или о дружелюбии к арбитражу в той или иной стране. Тем не менее обсуждение «культурных вопросов» в международном коммерческом арбитраже на самом деле следует вести в гораздо более широком контексте. Данная статья призвана восполнить указанный пробел, рассматривая вопросы, связанные с «правом и культурой» в арбитраже, по трем возможным схемам: вопросы, затрагивающие арбитра, вопросы, относящиеся к применимому законодательству, и, наконец, вопросы, имеющие отношение собственно к арбитражной процедуре.

Цель этой статьи - проиллюстрировать предысторию и прецедентное право Индийского закона о контрактах, принятого в 1872 г. Также делается попытка провести сравнение между законом, введенным в Индии, и образцовой моделью, использованной при его создании, а именно английское договорное право того времени. В действительности положения, содержащиеся в индийском законе о контрактах, более продвинуты и более органично сформулированы, чем английское общее договорное право. Основные доктрины общего договорного права - «встречное предоставление», «исчерпание» и экономическое принуждение - содержатся в законе Индии в улучшенной версии. Индийские суды последовательно применяли их в большинстве случаев. Даже сегодня, кроме нескольких исключительных случаев, индийские суды находятся под влиянием английского прецедентного права до такой степени, что их практика не соответствует инновационным аспектам Индийского закона о контрактах. Недавняя пандемия Covid-19, создавшая препятствия для исполнения многих контрактов, подняла такие вопросы, как существование форсмажорных обстоятельств, способных аннулировать контракт, и в некоторых случаях это привело к применимости доктрины «исчерпания». Такие ситуации кодифицированы индийским законом о контрактах, и по данному вопросу имеется прецедентное право. В области брачного права возникли новые потребности, такие как добрачные соглашения, которые, по-видимому, могут считаться действительными, если проходят проверку на соответствие публичному порядку, как указано в Индийском законе о контрактах.

В современной российской судебно-арбитражной практике все большее распространение получает обоснование судебных решений нормативными положениями, извлеченными из всего того, что в совокупности обнимается понятием «мягкое право» (soft law). В данной статье это явление раскрывается в аспекте практического применения российскими судами отдельных положений римского права. Рассматривая конкретные примеры такого рода, авторы посредством доктринальной рефлексии стремятся к выявлению общих причин, побуждающих отечественные суды обращаться к упомянутому источнику «мягкого права» и приходят к выводу о том, что современная российская цивилистика в некотором смысле повторила тот путь, который был пройден цивилистикой императорской России. Если еще в середине XIX в. судебная власть и помыслить не могла искать источник вдохновения где-либо, кроме буквального толкования текста закона, то с началом «Великих реформ» 1860-х гг. выявилась непригодность такого подхода для обслуживания бурно развивавшегося оборота, а поскольку законодатель за его развитием не поспевал, основной труд приспособления позитивного права к меняющимся отношениям приняли на себя суды, получившие гораздо более широкие дискреционные полномочия. Так как возможности отечественной доктрины для удовлетворения потребности правоприменителя в понимании и развитии российского права оказались весьма ограниченными, судьями оказалась востребована основанная на римском праве европейская цивилистическая традиция, знакомство с которой сподвигло их на самостоятельное судебное правотворчество. Во многом сходные процессы наблюдаются и в постсоветской России, зримым проявлением чего является экспансия «мягкого права» в правоприменительную практику прежде всего через обращение к аналогии права, телеологическое толкование и интерпретацию. Одной из граней этого процесса является возрождение интереса к наследию римского права и романистической традиции. В этом смысле обнаруживаются неожиданные параллели с развитием англо-американского права.