Статья: Судебная лингвистика: сущность, структура, закономерности, функции (2024)

В настоящей статье рассматривается феномен вербальной агрессии с точки зрения ее реализации в современном политическом дискурсе. Предлагаются толкования понятий «агрессия» и «вербальная агрессия», предложенные как зарубежными, так и отечественными исследователями, в контексте психологии и лингвистики. Рассматривается влияние на проявление агрессии в политической коммуникации экстралингвистических факторов, таких как многочисленные международные конфликты и неудачи политической деятельности Элизабет Трасс, а также изучаются различные способы воздействия на аудиторию посредством использования определенных языковых средств с целью убеждения. Актуальность феномена вербальной агрессии в современной политической коммуникации подтверждается примерами из публичных выступлений различных зарубежных политических деятелей. Проводится анализ языковых средств выражения агрессии в сфере политического дискурса: теоретические положения о классификации языковых средств на различных языковых уровнях, предложенной И. В. Арнольд и И. Р. Гальпериным, сопровождаются примерами из текстов публичных выступлений бывшего министра иностранных дел и премьер-министра Великобритании Элизабет Трасс. В своих публичных выступлениях оратор целенаправленно использует различные языковые средства, содержащие в себе агрессивную коннотацию и направленные на нагнетание агрессии. Целью становится оказание определенного воздействия на аудиторию, а также влияние на ее представления о конкретных событиях в нужном для ритора ключе. Таким образом, настоящее исследование предлагает анализ различных языковых средств, которые содержатся в публичных выступлениях современных политических деятелей и несут в себе агрессивную коннотацию, на разных языковых уровнях: фонетическом, лексическом и грамматическом.

Трансформация сферы социальной активности человека и его взаимодействия с информацией и другими людьми помимо положительных аспектов имеет и негативные последствия. К их числу относится расширение спектра противоправных действий, осуществляемых в интернете и с использованием электронных устройств. Благодаря стремительному развитию коммуникативных технологий акценты противоборства, в том числе и деятельность террористических и экстремистских объединений, существенно сместились в информационную сферу. С учетом роста преступных действий, совершение которых стало возможно с развитием коммуникационных интернет-технологий, были изменены некоторые нормы уголовного и административного законодательства. Так, в качестве квалифицирующего признака ряда деяний законодателем введено использование средств массовой информации либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет». Долгое время использовавшееся неофициальное название для таких деяний – «речевые правонарушения» – сегодня уже в полной мере не отражает их специфику, хотя остается довольно удобным, категоризирующим. В настоящее время в связи с объектом исследования все больше говорится не о речевой, а о коммуникативной деятельности человека, а в качестве объекта экспертизы выступает информационный материал. Сложность объектов в ряде случаев требует междисциплинарных подходов и интеграции специальных знаний из различных областей знания. Речь идет о комплексном исследовании в рамках существующих в СЭУ Минюста России родов (видов) судебных экспертиз – психологической, лингвистической, а также новых – политологической, религиоведческой. Актуальность таких исследований обусловлена государственной политикой по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей, а также противодействию деструктивной (разрушительной) идеологии в российском обществе, экстремизму и терроризму.

В статье рассматривается допрос как особая форма делового общения. Автором в рамках данной статьи проанализированы некоторые факторы, которые необходимо учитывать при допросе и предотвращении конфликтов. Кроме психологических особенностей, связанных с возрастом допрашиваемых и процессуальных особенностей, рассматриваются такие факторы, как наличие родственных отношений между соучастниками, гендерные характеристики соучастников, наличие алкогольного или наркотического опьянения во время совершения преступления, особенности взаимоотношений с потерпевшим и другие факторы, влияющие на проведение данного следственного действия как особую форму делового общения.

В данной статье судебный перевод рассматривается как оказание на возмездной договорной основе физическим лицом, включенным в установленном порядке в Единый государственный реестр судебных переводчиков, судам, правоохранительным органам и иным участвующим в процессе лицам услуг судебного перевода с русского языка или иного языка судопроизводства республик в составе Российской Федерации на национальные языки, а равно с национального языка – на языки судопроизводства Российской Федерации, с целью обеспечить конституционное право человека и гражданина на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения в условиях судопроизводства. Авторы акцентируют внимание на том, что профессия «судебный переводчик» законодательно не закреплена, не существует института специальных присяжных переводчиков. Соответствующую деятельность в суде выполняют лингвисты-универсалы, владеющие специальной терминологией и технологиями обработки текста в устной и письменной формах, включая межъязыковой перевод. При этом единая сертификация, подтверждающая наличие необходимых профессиональных навыков, не предусмотрена. Отсутствует и Единый государственный реестр судебных переводчиков, проект его создания на данный момент не осуществлен. Текст, подготовленный по действующим нормам и используемый для принятия юридических решений, проходит не только фазу перевода, но и фазу унифицированного оформления с последующей легализацией. В этой связи поднята проблема недостаточности правовой базы в сфере судебного перевода, приводятся требования к компетенциям судебных переводчиков, а также к качеству и объему существующих и создаваемых программ их профессиональной подготовки в Российской Федерации.

В статье анализируются документы программного характера и нормативные правовые акты Российской Федерации, содержащие понятие «экологический туризм». Отмечается, что значимость экологического туризма отражается уже достаточно продолжительное время в различных актах. Указывается, что реализация положений Стратегии развития туризма в Российской Федерации на период до 2035 года требует дальнейшего реформирования российского законодательства в части изменения подходов, направленных на развитие экологического туризма. Исследуя действующее законодательство, авторы приходят к выводу о наличии недостатков нормативных положений, препятствующих эффективному правовому воздействию на развитие экологического туризма. Авторы анализируют понятия экологического туризма, закрепленные в различных правовых актах, цели этого вида туризма и приходят к выводу об отсутствии четкого подхода к определению содержания рассматриваемого понятия. Для выявления специфики экологического туризма в статье также исследуются понятия «природный туризм», «сельский туризм», «культурно-познавательный туризм», предпринимается попытка разграничить эти виды туризма и экологический туризм через уточнение сходств и отличий. Рассматривая установленные в правовых актах виды экологических туров, авторы указывают на неэффективность предлагаемых классификаций. По мнению авторов, важность решения проблемы четкого определения понятия «экологический туризм» обусловлена и тем, что согласно действующему законодательству одной из задач особо охраняемых природных территорий (государственных природных заповедников и национальных парков) является организация и осуществление туризма. Учитывая экологическую значимость этих участков природы, решение указанной проблемы является актуальным и необходимым для эффективного регулирования отношений в сфере туристcкой и природоохранной деятельности.

В статье приводится исследование ретроспективы возникновения и формирования понимания экстремизма. Анализ этимологии термина «экстремизм» показывает его происхождение от латинского слова extremus, что в переводе на русский язык означает «крайний, чрезмерный», то есть выходящий за пределы установленных рамок и норм. Исходя из этимологии, экстремизм можно толковать как приверженность крайним взглядам, методам действия.
Уже в период Древнего мира и на протяжении основных этапов истории складывались ситуации, в которых определенные категории людей были готовы нарушить и нарушали существующие нормы для достижения своих целей и идеалов, применяя при этом запрещенные любым общественным регулятором меры. Фактически это феномен, названный впоследствии терроризмом. Этот термин часто употребляется наряду с термином «экстремизм» в публикациях по юриспруденции и политологии, являясь понятийно близким ему.
В политической, социологической, публицистической литературе понятия «террор», «терроризм» и «террористический акт» чаще всего предлагается использовать в качестве синонимов. Синонимизация в данном случае удобна в утилитарном отношении, но становится препятствием с точки зрения методологии. Исходя из этимологии, любой акт насилия может быть истолкован как терроризм лишь в том случае, когда он преследует цель устрашения. Но с точки определения субъекта и объекта подобных преступлений синонимизация не учитывает конкретную ситуацию, в которой совершается указанное преступление. Следовательно, при рассмотрении истории экстремизма, как отмечает автор, необходимо прослеживать изменение трактовки термина «экстремизм» на разных этапах развития общества.

В статье рассмотрена сложная лингвистическая конструкция «лицо, впервые совершившие преступление». В действующем уголовном законе, несмотря на частое употребление данной категории, легальное ее определение отсутствует. Высшая судебная инстанция в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 г. № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности» предлагает крайне широкое понимание первичности совершения преступления как условия освобождения от уголовной ответственности. Автор исследует положения доктрины уголовного права об определении лица, впервые совершившего преступления, в том числе в части анализа вышеуказанного судебного толкования, выделяет концептуальные научные подходы к установлению содержания рассматриваемой категории, выявляет криминологические проблемы, возникающие при расширительном толковании термина «лицо, впервые совершившее преступление», а также проводит сопоставительный анализ соответствия нормативного и судебного понимания исследуемой лингвистической конструкции уголовно-правовым принципам. По результатам проведенного исследования автор приходит к следующим выводам: сформировавшееся в судебной практике понимание лица, впервые совершившего преступление, не соответствует задачам уголовного закона, закрепленным в ст. 2 УК РФ, в первую очередь задаче предупреждения совершения новых преступлений (общая и частная превенция), а также принципам законности, справедливости и равенства. В целях устранения выявленных пробелов уголовного закона автор предлагает нормативно закрепить понятие «лицо, впервые совершившие преступление» в тексте уголовного закона и внести соответствующие изменения в указанное Постановление Пленума Верховного Суда РФ. При определении содержания категории «лицо, впервые совершившее преступление» автор предлагает использовать юридическую конструкцию отрицательного факта с указанием исключений, то есть лиц, которые не могут признаваться впервые совершившими преступление.

Исследование посвящено вопросу использования терминов «общее право», «обычное право» и «прецедентное право» в отечественной теории права, объему указанных понятий и их соотношению. Рассматриваются аспекты их применимости к правовых реалиям иностранных государств, в частности, Великобритании. С использованием инструментария юридической компаративистики и лингвистики в ходе работы выявляются лакуны и ограничения использования указанной терминологии как в российской теории права, так и в теории права Великобритании, а также воспринявших английское право стран. В подтверждение промежуточных выводов приведены ссылки на труды и трактаты различных периодов британской истории, автором разработана периодика введения терминов в широкое употребление, оформленная в виде схем. Сделаны выводы о семантической тождественности терминов «общее право» и «обычное право» применительно к правовой системе Великобритании, что доказывается, помимо полного лексического соответствия терминов в современном английском языке, всем генезисом системы британского права. Понятие «общее право» семантически раскрывается как общепризнанное право, т. е. общепризнанный закон, что лишает его глубинного смыслового противопоставления с кодифицированным законом. Кодификация законодательства же рассматривается, наряду с другими процессами, как закономерные этапы эволюции правовой системы. В связи с тем, что правовые обычаи различных местностей Великобритании слились в синкретичный сплав общепризнанного права страны, и, будучи дополненными судебной практикой на основе принципа римского права stare decisis, получили итоговое оформление в общем праве Великобритании, каким оно известно сейчас, термины «правовой обычай» и «обычное право» применительно к правовой системе этой страны можно рассматривать с определенной долей условности и в ретроспекции. На сегодняшний день можно утверждать, что термин «обычное право» тождественен термину «общее право» применительно к правовой системе Великобритании и является его важным этапом и содержательным смысловым элементом.

Статья посвящена исследованию соотношения понятий и терминов применительно к становлению суда присяжных в Российской Федерации. Суд присяжных постепенно распространяется по территории Российской Федерации. Начиная с 1 ноября 1993 года суд присяжных последовательно охватывает отдельные субъекты Российской Федерации. В связи этим в научных исследованиях выделяются два способа применения суда присяжных. Во-первых, применение суда присяжных посредством его поэтапного введения. Во-вторых, применение суда присяжных посредством проведения правового эксперимента. Автор делает вывод, что суд присяжных в Российской Федерации вводится поэтапно, а не в качестве правового эксперимента. Не совпадает терминология: поэтапное введение суда присяжных и суд присяжных как правовой эксперимент. Понятие и условия поэтапного введения суда присяжных также не соответствуют понятию и условиям проведения правового эксперимента. Прежде всего, эти понятия отличаются хронологически. Правовой эксперимент предполагает точно установленные начальные и конечные даты его проведения. Для поэтапного введения суда присяжных законодательно установлены только начальные даты применения суда присяжных в конкретных субъектах РФ: 1 ноября 1993 года; 1 января 1994 года; 1 января 2003 года; 1 июля 2003 года; 1 января 2004 года; 1 января 2010 года; 1 января 2018 года; 1 января 2027 года. Кроме того, по окончании правового эксперимента делается вывод о целесообразности внесения в законодательство соответствующих норм. Нормы УПК РСФСР и УПК РФ, регламентирующие производство в суде с участием присяжных заседателей, постоянно действуют на всех этапах введения суда присяжных. Суд присяжных – не правовой эксперимент, а правовая реальность. Поэтапное введение суда присяжных в РФ успешно продолжается.

В настоящей работе рассмотрены теоретические и прикладные вопросы установления содержания категории «злоупотребление правом».  На первом этапе исследования автор анализирует сформировавшиеся в современной цивилистической науке подходы к определению содержания лексической конструкции «злоупотребление правом», выделяет общие и отличительные черты и предлагает собственный методологический подход к определению рассматриваемого термина. Анализ доктрины гражданского права позволяет сделать вывод о диаметрально противоположных подходах к определению оценочной категории «злоупотребление правом». Далее исследуется новейшая правоприменительная практика арбитражных судов, выделяются основные проблемы, возникающие в правоприменительной практике при квалификации сделок по критерию наличия признаков злоупотребления правом. Комплексный теоретико-прикладной анализ лежит в основе авторского подхода к определению критериев установления признаков злоупотребления правом, который может быть применим как при рассмотрении конкретных дел, так и при исследовании юридической конструкции «злоупотребление правом».

Статья посвящена исследованию признаков несостоятельности (банкротства) гражданина. В ходе исследования авторы приходят к выводу о том, что в настоящее время в мире существует лишь два принципа (критерия), формирующих признаки банкротства, при которых физическое лицо (гражданин) может быть признано несостоятельным (банкротом), а именно принцип неоплатности и принцип неплатежеспособности. По состоянию на 2024 г. в российском праве существует две модели регулирования признаков банкротства граждан: для заявления самих граждан и для заявлений их кредиторов (уполномоченного органа). В рамках первой модели оба принципа действуют диспозитивно и одновременно, не исключая действие друг друга, а для второй модели характерно наличие лишь принципа неплатежеспособности, однако его раскрытие происходит, в том числе, через один из критериев неоплатности (через признак превышения размера задолженности над размером имущества). Вышесказанное не может не порождать трудности и отсутствие единообразного подхода в судебно-арбитражной практике. На основе анализа норм зарубежного законодательства и специальной литературы авторы показывают ошибочность такого подхода и предлагают внести изменения в действующий Закон «О несостоятельности (банкротстве»), исключив неоплатность как частный случай неплатежеспособности для заявлений кредиторов и уполномоченного органа о признании гражданина несостоятельным (банкротом).

Статья посвящена определению понятия виктимологическая безопасность как одного из значимых понятий криминологической системы противодействия преступности. Выделяются подходы к изучению виктимологической безопасности, приведен исторический аспект формирования понятия, акцентируется внимание на необходимости исследования вопросов виктимологической безопасности, а также вопросы понимания термина как части формирования эффективной системы обеспечения безопасности в целом. В статье анализируются перспективы развития виктимологического направления в криминологической концепции, как резерва и необходимого элемента сохранения благоприятной криминологической среды. Рассмотрение резервных возможностей противодействия современным криминологическим угрозам с виктимологического ракурса сможет форсировать процесс формирования благоприятной виктимологической среды, где ответственное и небезразличное отношение граждан обеспечит тотальное снижение уровня виктимизации.   Формирование виктимологической системы эволюционирует в зависимости от изменений всего периода становления современной России, отражая состояние ее экономики, политические тенденции, социокультурные тренды, идеологические, ценностные установки и стремление минимизировать криминологические угрозы. Само отношение к поведению и роли жертв в совершаемых преступлениях есть ни что иное как должный уровень правовой культуры современного общества, а нормы уголовного и уголовно-процессуального законодательства, обеспечивающие полноценный правовой статус потерпевших – индикатор соблюдения конституционных принципов. Условием эффективности системы мер обеспечения виктимологической безопасности является ее способность адаптироваться к криминологическим изменениям, соответствие динамике современных тенденций преступности.  В статье обосновывается необходимость комплексного всестороннего изучения термина виктимологической безопасности для формирования общей системы криминологических знаний.

В статье рассматривается теоретическая дискуссия по вопросу дефиниций, содержания и соотношения категорий «цифровые права» и «цифровизация прав и свобод», используемых в юридической науке. Автор выявляет причины, порождающие сложности при правовом регулировании прав и свобод в цифровом пространстве, анализирует имеющиеся нормативные и теоретические подходы к модели правового регулирования цифровой сферы. Итогом проведенного исследования является предложенная автором модель соотношения категорий «цифровые права» и «цифровизация прав и свобод», согласно которой цифровые права могут создаваться только в том случае, если возможность, порожденная технологическим прогрессом, не имеет уже существующих аналогов в правовой сфере. В случае если законодательство Российской Федерации уже содержит подходящую категорию, действующую в офлайн-пространстве, следует говорить исключительно о цифровизации данного правомочия, выражающейся в корректировке содержания или способов реализации. Вместе с этим автор рассматривает вопрос корректности использования характеристики «цифровые» по отношению к правам и свободам, так как некоторые авторы предлагают иное наименование указанной группы правомочий. Проведенный анализ позволил сделать вывод о том, что категории «информационные права и свободы» и «цифровые права и свободы» нельзя признать тождественными, а термин «виртуальные права и свободы» является излишним.

Статья посвящена важному для понимания и правильного применения уголовного закона разделу УК РФ «Общие определения и термины». Язык закона и юридическая терминология имеют немаловажное значение для повышения эффективности применения закона и выполнения им функции предупреждения совершения преступлений. Предварительная системная работа по изучению понятий и терминов УК РФ и их толкование и применение на практике позволила разработать специальный раздел, положения которого помогут при разработке и принятии новых уголовно-правовых норм, при применении уголовного закона на практике, при понимании закона широким кругом лиц.

Настоящая работа имеет цель историко-правовой герменевтической реконструкции методик и приемов текстологического анализа уголовно-исполнительного законодательства Российской Империи в политико-правовом идейном наследии основоположника идеологии сибирского областничества – Н. М. Ядринцева. 
В материале делается акцент на том, что в литературно-публицистическом творчестве писателя можно обнаружить широкую палитру политико-правовой оценки узаконений в сфере назначения и исполнения уголовного наказания.
Авторы отмечают, что, будучи истинным патриотом своей малой родины, Н. М. Ядринцев всю свою жизнь радел за отмену ссылки в отчий край, неизбежно превращающей регион в неблагополучное и непристойное место. Потому, чтобы всецело разобраться в гранях уголовно-исполнительной политики Российской Империи в «Восточной окраине», просветитель глубоко рефлексировал над правовой стороной карательного вопроса.
В целом показано, что историческая школа права в гносеологии норм и предписаний всегда была направлена на генезис текста правового акта. Такой методологический прием широко применял в своей политико-правовой доктрине сибирский областник. Данный фокус познания юридической реальности позволял определить бытование пробелов в текстах нормативных документов дореволюционной России.
В статье представлен вывод о том, что просветителем применялись приемы историко-правового подхода, историко-текстологического анализа нормативной базы, социологический инструментарий, статистический метод и парадигмы сравнительно-правовой плоскости познания текстов уголовно-исполнительного законодательства имперской России.

Целью работы является исследование особенностей законодательных статей о присягах и клятвах. Обозначается функционально-процессуальная специфика принесения присяги (клятвы). Рассматриваются структурообразующие компоненты, лексический состав, унификация, вариативность названий и текстов статей данного типа. Разграничиваются вводная, основная и дополнительная части статей. При характеристике основной части уделяется внимание комбинации текстов разных типов (волеизъявления, воздействия, убеждения). Характеризуются предписания, применяемые при формулировании вводной части (вводно-установительные) и дополнительной части (разъяснительные, информативно-регулирующие). Отмечается, что, несмотря на имеющиеся структурные и содержательные отличия, статьи о присягах представляют собой видовые трансформации общего текстотипа. Чем больше воспроизводится шаблонных средств, тем в большей степени такие статьи иллюстрируют признаки законодательного стиля. В то же время, использование клише и средств, традиционно применяемых при создании не законодательных текстов, привносит в статью о присяге и в закон, содержащий данную статью, черты иных (не законодательных) стилей, их функционально-прагматическую специфику. При проведении исследования применяются методы и подходы, традиционные для юридической лингвистики. В качестве материала используются тексты федеральных и региональных законодательных актов.

В статье приведены основные положения концепции российской уголовно-правовой политики в сфере охраны половых отношений в авторском представлении. Затронуты вопросы криминализации таких деяний, дифференциации ответственности за них, пенализации и квалификации. Предлагаемые подходы к криминализации и дифференциации ответственности обоснованы с позиции понимания объекта таких деяний и общественной опасности действий, которыми причиняется вред. В качестве одного их оснований дифференциации ответственности за половые преступления предложен вид совершаемого действия сексуального характера – с проникновением в тело потерпевшего или виновного или без такового. Так как уровень общественной опасности ненасильственных действий сексуального характера и развратных действий, совершаемых в отношении потерпевших от четырнадцати до шестнадцати лет, достаточный для их криминализации, усматривается только в обозначенных в статье случаях, предложено закрепление соответствующего состава административного правонарушения в КоАП РФ и состава преступления с преюдицией в УК РФ.
 Предложена новая система квалифицирующих признаков половых преступлений. С целью повышения уголовно-правовых гарантий обороняющегося, являющегося потерпевшим от насильственного полового преступления рекомендовано дополнение ст. 37 УК РФ соответствующим содержанием. Предложен новый подход к конструированию норм об ответственности за половые преступления, учитывающий потребность правоприменительной практики в нормах, соответствующих требованиям формальной определенности. Отмечены недостатки санкций норм об ответственности за половые преступления и предложены способы их совершенствования. Сформулированы предложения, позволяющие формировать единообразную практику применения предлагаемых норм, касающиеся толкования признаков субъективной стороны таких преступлений, насилия, беспомощного состояния потерпевшего, признаков группы лиц по предварительному сговору.