Статья: ВСЕРОССИЙСКАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ "ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ, ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ ОТ АНТИЧНЫХ ДЕРЖАВ ДО ГЛОБАЛЬНЫХ ИМПЕРИЙ" (2022)

Научный интерес к. и. н. Р. В. Долгилевича в течение многих лет был сфокусирован на проблеме Западного Берлина. Завершающий эту тему труд российского германиста, основанный на документах Архива внешней политики Российской Федерации, посвящен действиям советской дипломатии на четырехсторонних переговорах, проходивших с 26 марта 1970 г. по 3 сентября 1971 г. Их результатом стало определение политического статуса Западного Берлина почти на два десятилетия

Рецензируемое издание – последний труд скончавшегося в январе 2021 г. петербургского историка, лауреата премии имени Тарле Бориса Соломоновича Кагановича. Замечательный исследователь прославленной Петербургской исторической школы Б. С. Каганович почти все свое творчество посвятил ее выдающемуся представителю. Результат многолетнего историографического труда и систематических архивных и библиографических изысканий – издание уникально публикацией «неканонического» Тарле, не вошедших в собрание сочинений малоизвестных и частично не публиковавшихся работ. Благодаря исключительно вдумчивому отбору составителя читатель получает яркое и целостное впечатление о многообразии творчества Тарле и динамике его научных и общественно-политических взглядов

В Великой Отечественной войне участвовали сотни испанских добровольцев, которые разными путями, в составе нескольких «потоков» оказались в СССР во время или после Гражданской войны в Испании (1936–1939): вывезенные в Советский Союз испанские дети; несколько тысяч эвакуированных после падения Республики членов испанской компартии и ее руководители; испанские республиканцы, вызволенные советскими дипломатами из французских лагерей для интернированных в 1939–1940 гг. Кроме того, в СССР остался после начала войны последний выпуск пилотов, проходивших курс повышения летного мастерства в авиационной школе в Кировабаде. Цель представленной статьи – систематизировать имеющиеся в источниках (мемуарных и архивных) и литературе сведения об участии испанских добровольцев в войне на стороне Советского Союза, сделать выводы относительно характера и форм этого участия. У советских призывных пунктов не было полномочий принимать испанцев, не имевших советского гражданства, на службу в Красную армию, и испанские добровольцы получили возможность попасть на фронт благодаря советским военным руководителям, воевавшим в Испании в годы Гражданской войны. Именно поэтому наиболее массовой и эффективной оказалась боевая деятельность испанцев в тылу врага в составе партизанских и диверсионных групп, а также в авиации. Испанские добровольцы вписали яркую страницу не только в историю своей страны, но и в историю Великой Отечественной войны

Автор стремится с профессиональной точки зрения осветить историю «прав человека» в США, приобретшую актуальное значение на современном этапе, но освещаемую соперничающими сторонами с идеологических позиций. Идеологизированные подходы обеих партий к американскому прошлому, по мнению автора, противоречат объективной картине и историзму. Автор показывает, что, несмотря на важные изменения (прежде всего Гражданскую войну 1861–1865 гг. и Реконструкцию Юга), до середины ХХ в. «права человека» в США в полном объеме распространялись только на мужчин – представителей белой расы. Затем под воздействием как внутренних проблем, так и холодной войны с СССР США провозглашали свое стремление распространить «права человека» на небелые расы и этносы. Зародились мультикультурализм и острый конфликт между ним и традиционными представлениями о «плавильном котле», закреплявшими господство в американской цивилизации за белой расой, в первую очередь англосаксами. На современном этапе достиг пика конфликт между Республиканской партией, приверженной приоритету белой расы, и Демократической партией, победившей на президентских выборах 2020 г. под лозунгами мультикультурализма и равных «прав человека» для всех рас, этносов, гендерных и иных групп американцев. В то же время в статье показывается и активное сопротивление многих американцев подобному подходу. Неудивительно, что многие мероприятия президента Д. Трампа в духе неоконсерватизма под давлением республиканцев во многом были продолжены его преемником Дж. Байденом

Революционные события 1917 г., Гражданская война и военная интервенция союзных государств на Дальнем Востоке России и Сибири (1918–1922 гг.) характеризовались частой сменой власти и острым денежным кризисом. Каждая власть стремилась решить его, выпуская свои суррогаты денежных знаков. К ним относились в том числе 5% краткосрочные обязательства Государственного казначейства Временного Сибирского правительства и краткосрочные обязательства Государственного казначейства Всероссийского временного правительства. Отделения иностранных финансовых учреждений, открывшиеся в регионе, в нарушение ранее действовавших законов отказались принимать данные обязательства наравне с общегосударственными денежными знаками. Данный факт способствовал падению курса русского рубля и оказал существенное влияние на ситуацию с денежным обращением и экономику региона в и без того сложный исторический период. Вопросы выпуска, хождения и изъятия из оборота различных краткосрочных обязательств Государственного казначейства нашли широкое отражение в трудах отечественных историков. Однако такой интересный и важный исторический аспект, как отказ в приеме данных обязательств наравне с общегосударственными денежными знаками действовавшими в регионе отделениями иностранных банков, остался за пределами данных исследований. В статье рассмотрены ранее не изучавшиеся аспекты деятельности отделений иностранных банков на Дальнем Востоке России в 1918– 1922 гг. Кроме того, в научный оборот впервые вводятся архивные документы, касающиеся данного вопроса

«Садристское течение» («ат-тайяр ас-садрий») заявило о себе сразу же после свержения режима Саддама Хусейна в результате вторжения США в 2003 г. Движение, действовавшее до этого скрытно, вышло из подполья и стало мощным фактором, серьезно скорректировавшим планы Вашингтона в Ираке. Под эгидой Муктады ас-Садра, выступающего с лозунгами борьбы с коррупцией, равенства и социальной справедливости, объединились представители самых разных взглядов: от выучеников шиитских религиозных школ до сторонников левой идеологии. Однако отсутствие четкой иерархии и организационной структуры не дает Муктаде ас-Садру эффективно контролировать «садристское течение», на действиях которого отражается нестабильный и непредсказуемый характер самого лидера. Имея тесные отношения с Ираном еще со времени противостояния американской оккупации, ас-Садр сохраняет значительную степень независимости от Тегерана, что, несмотря на декларативную лояльность хомейнистской идеологии, делает его весьма неудобным партнером. В целом ас-Садр предпочитает уходить от политической ответственности за действия правительства, ощущая себя комфортно в роли вечного критика и оппозиционера. В то же время он оказывал важную поддержку иракской власти в критические моменты: его сторонники принимали активное участие в деятельности шиитского народного ополчения в период противостояния ИГИЛ и в усилиях власти по сдерживанию и локализации массовых протестов в 2019–2020 гг. Кроме того, ас-Садр неизменно выступал в поддержку крайне осторожного курса правительства по интеграции подразделений шиитского народного ополчения в вооруженные силы Ирака и установлению таким образом государственной монополии на действия с оружием.

В современных реалиях Германия демонстрирует стремление утвердиться в положении полновесного глобального игрока. Стратегическое проникновение ФРГ на территорию бывшего СССР в форме участия в урегулировании вооруженных конфликтов (грузиноабхазского, грузино-югоосетинского, приднестровского, на востоке Украины, а также самые последние события – в Беларуси и в Нагорном Карабахе во второй половине 2020 г.) на постсоветском пространстве является одним из факторов достижения данной цели. В статье предложена периодизация этого аспекта внешнеполитической деятельности Германии. Для каждого этапа показана эволюция тактик использования политико-дипломатического инструментария, а также расширение состава региональных игроков, на территории и для взаимодействия с которыми он применялся. Выявляется двукомпонентный подход ФРГ к поиску путей урегулирования. Первая составляющая – федерализация как способ устранения противоречий: Германия оказывала поддержку центральным властям бывшей союзной республики, не учитывая зачастую интересы сепаратистски действующего субъекта. Вторая составляющая – обеспечение подписания и имплементации сторонами конфликта соглашения об ассоциации с ЕС. Это резко усложняло процесс урегулирования, создавало высокую вероятность его деградации вплоть до «разморозки» прекращенных вооруженных конфликтов.

В период переговоров о заключении первого советско-афганского «Договора о дружбе» между сторонами возникло острое соперничество из-за контроля над Бухарским эмиратом. Бывший протекторат Российской империи играл важную роль в планах большевиков по экспорту революции в страны Центральной и Южной Азии, поэтому они не могли допустить установления афганского контроля над Бухарой. В свою очередь, афганское правительство попыталось использовать дипломатические переговоры с Москвой с целью сохранения независимости Хивы и Бухары. «Бухарский вопрос» был особенно важен для Афганистана, так как афганский эмир Аманулла-хан стремился превратить свою страну в «региональную державу» во главе конфедерации среднеазиатских государств. Как свидетельствуют рассекреченные документы российских архивов, с целью создания «Великого Афганистана» Аманулла-хан хотел добиться от советских дипломатов крупных уступок во всех вопросах, касавшихся Бухары. Первоначально афганский эмир стремился получить согласие от Советской России на раздел Бухарского эмирата на сферы влияния, передачу Афганистану российских крепостей Термез и Керки, особые права над бухарским участком Среднеазиатской железной дороги, свободу торговли. Когда афганцы убедились в слабости советской власти в Средней Азии, они взяли курс на установление афганского протектората над Бухарой. При этом афганские дипломаты трезво оценивали международную ситуацию и понимали, что их претензии к советской стороне имеют определенные границы и не должны сорвать заключение выгодного для Афганистана договора с РСФСР. По этой причине Аманулла-хан с трудом, но смирился с «бухарской революцией» 1920 г., организованной большевиками, а потом пошел на ратификацию подписанного в Москве 28 февраля 1921 г. советско-афганского «Договора о дружбе».

Статья посвящена изучению и оценке британцами ситуации в Бухаре, сложившейся зимой 1921–1922 гг., сразу после раскола союза большевиков и младобухарцев, который осенью 1920 г. привел к созданию т. н. Бухарской Народной Советской Республики (БСНР). На основе британских архивных источников в статье исследуются процесс принятия решений, прогнозы будущего развития и освещается механизм взаимодействия между различными учреждениями администрации Британской Индии и ее решения по англобухарским отношениям. Соединенному Королевству было необходимо предотвратить любую угрозу своим индийским владениям. Поэтому признание независимой государственности Бухары сразу после свержения эмира большевиками и младобухарцами и установления просоветского режима приобрело особую важность. Проблема признания затрагивала широкий круг вопросов, в том числе британских позиций на Востоке, связей Британии с отдельными странами региона, в первую очередь с Афганистаном, и установление отношений с Советской Россией, которая, с одной стороны, проявляла свою заинтересованность в налаживании отношений с Британией, а с другой – занималась антибританской деятельностью на Востоке, главным образом в Индии. Афганские власти, преследовавшие собственные цели в Центральной Азии, настойчиво обращались к англичанам с призывом признать независимость Бухары, ссылаясь на советский и афганский примеры. Британские дипломаты осторожно реагировали на все обращения, не теряя из виду афганские планы и цели Лондона. Их окончательный отказ от участия в бухарском хаосе вызван в большей степени отсутствием реальной силы, на которую англичане могли бы опереться. Таким образом, сама идея британского признания оказалась нежизнеспособна из-за характера марионеточного режима, установленного в БНСР, и из-за нежелания британцев обострять отношения с Советской Россией

Задачей статьи является анализ стратегических планов Советской России и Великобритании в отношении Центральной Азии – важнейшего геополитического региона, контроль над которым позволял Москве и Лондону обеспечить защиту своих государственных интересов на заключительном этапе Первой мировой войны. Разработка этих планов сопровождалась острой внутриполитической борьбой в Великобритании в связи с «большевистской угрозой» британским владениям в Азии и кризисом Османской империи, повлиявшими на этноконфессиональные движения в Персии и Афганистане под националистическими лозунгами. Цель автора заключается в рассмотрении роли и места центральноазиатского региона во внешней политике Москвы и Лондона, которые стремились со стороны Республики Советов использовать сложившуюся ситуацию для реализации планов подготовки «мировой революции», а с точки зрения Британии, укрепить ее позиции в противодействии национальным движениям, которые искали поддержки у держав Четверного союза. Актуальность исследования обусловлена сохранением и даже обострением напряженности в интересующем автора регионе, что вызывает необходимость изучения исторического опыта урегулирования спорных вопросов. Новизна работы определяется введением в научный оборот целого ряда источников официального и личного происхождения, а также использованием комплексного, компаративного метода анализа стратегических целей ведущих геополитических акторов на завершающем этапе Первой мировой войны. Как показано в статье, несмотря на имеющуюся отечественную и зарубежную историографию по тематике статьи, требуют уточнения различные сценарии военно-политических шагов Москвы и Лондона в Центральной Азии с учетом германо-турецких проектов использования национальных движений под исламскими лозунгами

Деятельность Коминтерна (КИ, III Интернационал) в странах Центральной Азии до настоящего времени остается недостаточно изученной темой, хотя многие советские историки 1920–1930-х годов были деятелями этой международной коммунистической организации. В данной статье рассматривается политика Коминтерна в Бухаре в 1920–1921 гг. Бухара являлась связующим звеном между Советской Россией и странами Востока. В Москве понимали, что Бухара является стратегически важной территорией, которую можно будет использовать в дальнейшем для своих целей. Коминтерн рассматривал Бухару как плацдарм для дальнейшего «экспорта» революции в страны Востока. По этой причине Бухарский эмират стал центром притяжения индийских националистов, которые под руководством представителя Коминтерна в Ташкенте Манабендра Натха Роя должны были организовать там еще одну базу индийского революционного движения. Однако этот представитель КИ, используя свой ташкентский опыт, не смог объединить разрозненные группы индийских националистов и по сути лишь навредил работе Коминтерна в Бухаре.

Документы Коминтерна, хранящиеся в фондах Российского государственного архива социально-политической истории (далее – РГАСПИ), указывают на то, что «индусская работа» в Бухаре была организованна очень плохо, между индийскими националистами часто возникали конфликты, и им очень сложно было прийти к компромиссу. Сама идея создания «бухарского плацдарма» для внедрения идей «мировой революции» была авантюрой, к тому же после подписания в марте 1921 г. англо-советского торгового соглашения советское правительство стремилось нормализовать отношения с Лондоном, чего нельзя было достичь без свертывания деятельности КИ против Британской Индии

Революционные события и события Гражданской войны на Памире до настоящего времени мало исследованы и не до конца ясны. Это связано, прежде всего, с недостатком изучения архивных материалов. Благодаря впервые вводимым в широкий научный оборот документам становятся лучше понятны происходившие в регионе события. В статье главное внимание уделено разведывательной и антибольшевистской деятельности на Памире и в соседних регионах британского генерального консула в Кашгаре Перси Этертона. Отчеты и донесения П. Этертона свидетельствуют, что он активно привлекал для разведывательных целей как местное население, так и антибольшевистски настроенных русских. Отдельно можно выделить широкое использование исмаилитов Памира и исмаилитских пиров, часть которых стремилась не допустить установления советской власти в регионе и готова была в этом опереться даже на суннитов афганцев и бухарцев, а также заручиться поддержкой англичан. В статье показана борьба большевиков за утверждение своей власти на Памире и их контрразведывательные мероприятия против действий англичан в регионе. Предметом исследования становятся методы, которые использовали обе противоборствующие стороны, вопрос, кто оказывал им поддержку и почему антибольшевистские усилия британской стороны оказались, в целом, малоуспешными. На основании архивных документов и ряда исследований реконструируется ход борьбы с антисоветскими силами и повстанцами. Сам же Памир интересовал большевиков как путь, по которому можно было «экспортировать» революцию в Британскую Индию, что являлось частью политики распространения своей идеологии в Азии. Все это – малоизвестные страницы в истории региона. Использование новых архивных материалов позволило во многом иначе взглянуть на события, происходившие на Памире в 1917–1922 гг

Общие сюжеты истории басмаческого движения, участники которого боролись против советской власти в Туркестане с 1918 г. и до второй половины 1930-х годов ХХ в., исследованы сравнительно полно. Но при этом в большей части публикаций, посвященных этой проблеме, акцент делается на анализе причин, определивших возникновение движения, характеристике его социальной базы, основных задачах и этапах. Значительно меньшее внимание уделяется вопросам, раскрывающим конечные цели основных союзников басмачей в борьбе с большевизмом в Туркестане, и тому, какое место в достижении подобных целей отводилось этому движению. Между тем это актуальная и значимая проблема. Ставшие в последние годы доступными для исследователей источники свидетельствуют, что у всех основных участников антисоветского фронта в Туркестане имелись собственные планы в отношении будущего этого региона. Реализация этих планов предусматривала тесное сотрудничество с басмаческим движением и ставила перед ним вполне определенные задачи. Анализ этих задач в планах адмирала А. В. Колчака, правящих кругов Афганистана, эмира Бухары, светских и религиозных авторитетов мусульман китайской провинции Синьцзян позволяет, с одной стороны, уточнить отдельные детали истории движения, а с другой – по-новому взглянуть на целый ряд сюжетов Гражданской войны в Туркестане. Полученные факты дают, в частности, основание говорить, что в борьбе за реализацию своих планов участники схватки с большевизмом являлись одновременно ярыми соперниками. Представляется, что, в случае победы над советской властью, новый этап противостояния развернулся бы между бывшими союзниками и движение басмачей было бы втянуто в эту борьбу.

Воспоминания участника революционных событий в Туркестане публициста и литератора Александра Иосифовича Гзовского посвящены нескольким драматическим событиям, происшедшим в конце 1917 – начале 1918 г. в Средней Азии: после падения царизма к власти пришел Туркестанский комитет Временного правительства, затем после поражения последнего власть оказалась в руках большевиков, которые ликвидировали провозглашенную ранее Туркестанскую (Кокандскую) автономию, наконец, состоялся большевистский поход на Бухару в марте 1918 г., закончившийся для них полной неудачей. В статье анализируются две работы А. И. Гзовского: «Социальная революция в Туркестане (воспоминания)», где события описываются с большевистской точки зрения (издана на территории Советской Белоруссии в 1919 г.) и «Полумесяц и красная звезда (туркестанские воспоминания)», написанная автором уже с антибольшевистских позиций на польском языке после его эмиграции в Польшу в 1922 г. Источниковедческая ценность указанных работ Гзовского заключается в том, что он дает в них диаметрально противоположные оценки событий, что позволяет комплексно взглянуть на политическую ситуацию в Туркестане и расширить имеющиеся в исторической науке представления о происходившем там в 1917–1918 гг., в частности: какое место занимал Туркестан в дискурсе общероссийских политических партий; какой была «туркестанская повестка» во всероссийском мусульманском движении; можно ли обнаружить «контуры Кокандской автономии» до создания большевистского правительства в Ташкенте; чем руководствовались большевики в Туркестане: классовым или национальным сознанием?

Автор рассматривает политическую ситуацию в казахском обществе в условиях революционного транзита в начале XX в. с учетом влияния на нее внешнеполитических факторов. Казахское общество было достаточно прочно интегрировано в общероссийское политическое и социальное пространство. Первая мировая война заставила казахскую политическую элиту более внимательно анализировать место своего региона в мире и судьбы народов Евразии в международном аспекте, что пока недостаточно учитывается при изучении истории казахского национального движения. Т. Уяма и другие авторы обращают внимание на международный контекст восстания 1916 г. Роль внешнеполитических сил в событиях Октябрьской революции и Гражданской войны в Казахской степи, как и политических ориентирах казахской политической элиты в начале 1920-х годов, пока учитывается недостаточно. Автор считает, что вовлеченность в общероссийские процессы обусловила основные ориентиры автономистского движения Алаш в условиях революции и гражданской войны, а также индифферентное отношение внешнеполитических сил к Казахской степи. Цель статьи – анализ эволюции представлений и инициатив национальных деятелей, включившихся в советизацию региона, по поводу укрепления собственных властных позиций с использованием идеи мировой революции на основе вовлеченных автором в научный оборот источников и результатов современной историографии истории движения Алаш. Для большевистской внешнеполитической стратегии признание алашординцами советской власти было одним из эпизодов в продвижении по своеобразному коридору мировой революции на колониальном Востоке. Идея мировой революции играла амбивалентную роль в стратегии большевиков. Показано, что разные группы большевиков-националов и представителей центральной власти использовали ее для решения вполне практических задач. С укреплением советской власти казахские большевики попытались ввести фактор мировой революции во внутриполитический контекст. Это выразилось и в проекте Т. Рыскулова по созданию Тюркской республики и Тюркской компартии.

Проблема полицейского насилия остается одной из наименее исследованных сторон взаимодействия государства и общества в ХХ в. Опираясь на данные статистики и прессы, статья анализирует динамику и социально-политический контекст насилия со стороны Венгерской королевской жандармерии накануне Первой мировой войны. Жандармерия, сформированная преимущественно из этнических мадьяр в 1881 г., оказалась крупнейшей силовой структурой в непосредственном распоряжении правительства Будапешта (ее личный состав вырос с 5,5 тыс. в середине 1880-х годов до 12 тыс. к 1914 г.). За это время сфера ее ответственности в обеспечении правопорядка распространилась кроме сельской местности и на города. При этом жандармы регулярно привлекались властями для подавления массовых демонстраций и забастовок, а также организации парламентских выборов и политического сыска. Из официальных отчетов следует, что пики насилия пришлись на конец 1880-х, середину 1890-х и 1905–1910 гг. Чаще сами жандармы сталкивались с насилием в Задунайском регионе, Банате и междуречье Дунай – Тиса. Статистики погибших от рук жандармов нет, но ежегодно жандармерия отчитывалась о почти сотне случаев применения оружия. Статья предполагает, что насилие и относительная безнаказанность жандармов подрывали общественное доверие к государственной власти.

Логичным окончанием Франко-германской войны, по мнению многих современников, стало провозглашение Германской империи во главе с прусским королем Вильгельмом I. В самый последний момент между ним и «железным» канцлером Северогерманского союза Отто фон Бисмарком разгорелось нешуточное противостояние о необходимости принятия императорского титула и его именования. Эта проблема мало изучена в отечественной историографии. Существует ряд интересных источников, исследование которых дополняет историю провозглашения Германской империи, раскрывает причины одного из самых драматичных сюжетов многолетней истории взаимоотношений императора и канцлера. Бисмарк связывал принятие императорского титула с успехом продолжения процесса имперской интеграции. Это было важнее простого стремления Вильгельма I к признанию германскими князьями превосходства прусской короны в Германии. Итогом проявленной Бисмарком инициативы по подготовке «Императорского письма» стало согласие Вильгельма I на принятие императорского титула. Датой провозглашения прусского короля Вильгельма германским императором было выбрано 18 января 1871 г., что символично, поскольку 18 января 1701 г. состоялась коронация курфюрста Бранденбурга Фридриха III королем Пруссии. Спор между Вильгельмом I и Бисмарком продолжился из-за именования титула. Разница между титулом «император Германии», на чем настаивал Вильгельм I, и титулом «германский император», что предлагал Бисмарк, заключалась не только в использовании разных исторических традиций. Титул «император Германии» заключал в себе опасность территориальной претензии рейха на не входящие в создаваемую империю немецкие земли. Кульминацией этого спора стало провозглашение великим герцогом Баденским Фридрихом I троекратного «ура» Вильгельму I в Зеркальном зале Версальского дворца. В итоге был принят титул «германский император»

В основу данного материала положены четыре серийные статьи, вышедшие в течение 2020 г. в журнале «Квартальник новейшей истории» (Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte) Института современной истории (Мюнхен–Берлин, Германия) и посвященные глобализации как «дискурсному конструкту». Их авторы – О. Бах, В. Кнёбль, Я. Экель, А. Виршинг – выступили за «историзацию глобализации» (углубленное изучение и включение в исторический оборот связанных с ней фактов, событий, явлений и процессов) и за приоритетность исследования имеющей собственную историю терминологической рефлексии глобализации, т. е. фактически попытались вывести историю глобализации из контекста глобальной истории. Концептуально и содержательно все четыре статьи отличаются друг от друга. Цель этой статьи, обусловившая ее научную новизну, состоит в анализе, обобщении и систематизации представленных подходов, в определении возможных направлений дальнейшего исследования. Структурно она состоит из пяти разделов. Автором детализированы гипотезы в отношении феномена и процесса глобализации (одного из вариантов сплочения мира и его отдельных регионов), показаны возможные (перспективные) переплетения исторических сюжетов. Были выделены три взаимосвязанных направления и два подхода (процессуальный и феноменологический), на основании изучения которых был сделан вывод, что изучение глобализации следует рассматривать как уникальный шанс обеспечить длительную плодотворную работу больших коллективов, наладить международное сотрудничество в новых расширенных форматах, уточнить и (или) обосновать практическую значимость проводимых исторических исследований широкого тематического спектра. Статья носит дискуссионный характер. В силу замысла (анализ тематического спектра статей журнала «Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte») автор вынужден отказаться от обсуждения вопроса о месте истории глобализации в предметном комплексе глобальной истории

Статья посвящена анализу содержательных различий понятия «баланс сил» в системе взглядов двух основателей Английской школы международных отношений – Г. Баттерфилда (1900–1979) и М. Уайта (1913–1972). Концепция школы получила признание в 1970-е годы как оригинальный подход к изучению международной политики благодаря работам Х. Булла. Со временем понятие «международное общество», разработанное ученым, стало символом для обозначения всей Английской школы и маркером для демонстрации специфики ее концепции. Между тем книга Х. Булла отразила итоги многолетних дискуссий внутри специфического научного сообщества. Цель статьи – показать часть процесса формирования оригинальной научной концепции на примере изучения внутренней полемики двух основателей сообщества в 1960-х годах. Источниками работы послужили опубликованные тексты представителей Английской школы международных отношений. Новизна предпринятого подхода состоит в выявлении роли понятия в системе взглядов двух разных ученых, с учетом того, что Уайт был учеником Баттерфилда. Г. Баттерфилд видел в балансе сил сущностную историческую основу любых рассуждений о международной политике. Понятие баланса для него являлось интегральным концептом исторического изучения международных отношений. М. Уайт считал идею международной системы основой для создания международной теории, где баланс сил был важным, но не единственным и исчезающим элементом практики межгосударственного взаимодействия. В результате разного понимания термина «баланс сил» Баттерфилд со временем считал свою роль в создании Британского комитета по изучению международной политики исполненной к 1967 г., а Уайт сумел направить работу участников Английской школы на разработку новой теоретической гипотезы, которая привела в итоге к появлению концепции международного общества и формированию научной школы