Статья: Диалог науки и власти: от миграционной теории к миграционной политике. Часть I: разноголосье (2024)

В статье на эмпирическом материале, собранном в Хабаровском крае, анализируются два образа мигранта как определенной социальной группы. Первый из них возникает на основе данных официальной статистики, сказывается на решениях и действиях региональной власти, проявляется в публичном дискурсе властных лиц. Второй, берущий свое начало еще с дискурса о «желтой опасности», конструирует образ мигрантов на основе набора характеристик (не имеющих ничего общего ни с гражданством, ни с временем пребывания в края), ведущей из которых выступает внешность. Во втором образе мигранты олицетворяют «чужих», противостоящих принимающему сообществу, угрожающих ему. Этот образ более всего представлен в средствах массовой информации, отчасти, в повседневном дискурсе. Как показано в статье, при всей интенсивности полемики, разворачивающейся в СМИ, по поводу мигрантов оба дискурса имеют отношение к симулякру, денотат которого, даже если он существовал, к настоящему времени исчезает. «Новые дальневосточники» (мигранты) все менее составляют внутренне организованное сообщество или социальную группу, различаясь не только в отношении этничности или религии, но и в отношении места исхода, факторов выталкивания, уровня образования, профессиональной принадлежности, социальных стратегий, культурной идентичности и так далее. Далеко не все они ориентированы на коммуникацию в рамках этнического сообщества. Дальний Восток, по утверждению авторов, изначально выстраивался как регион мигрантов, где миграция всегда была более существенные фактором, детерминирующим демографическую ситуацию, нежели естественный прирост. Но миграционные потоки, достигнув пика, постепенно исчезали, превращаясь в «следы», сосуществующие и сегодня в территориальном социуме. Сегодня входящий миграционный поток выходцев из новых государств Средней Азии и, частично, Закавказья все более становится «следом», распределенным по различным этажам социальной иерархии, разным видам деятельности, постепенно растворяясь в региональном сообществе.

Одной из последних культовых печатных новинок Запада в России стала книга американского экономиста Джеффри Сакса «Эпохи глобализации», увидевшая свет на русском языке с  задержкой в два года. Нет никаких сомнений, что эта книга является заметным событием в интеллектуальной жизни человечества. В статье рассмотрены основные тезисы автора книги относительно типологии периодов глобализации и ее геометрического представления, на основе которых выдвигается гипотеза о существовании эволюционного закона, задающего пространственно-временную инвариантность каждого этапа развития. Математически гипотетический закон похож на широко известный в астрофизике закон Хаббла, а его геометрическая интерпретация говорит о равенстве площади всех фигур-этапов. Содержательно это означает, что рост масштаба деятельности человечества на определенном этапе глобализации сопровождается сокращением времени его реализации. Подробно рассмотрен феномен амбивалентности «сотрудничество-конкуренция», согласно которому внутригрупповое сотрудничество развивается только благодаря существованию межгрупповой конкуренции. Этот принцип ставит непреодолимый барьер при попытках построить «мир во всем мире» и одновременно объясняет цивилизационные пульсации, возникающие из-за ослабления межстрановых противоречий и следующего за этим разрушением внутреннего единства империй и государств-гегемонов. Представлена панорама эволюции источников энергии для социального развития, показано, как человеческие сообщества боролись за все виды энергии, используя на разных исторических этапах пищу для человека и животных, мускульную силу животных и людей (рабов и крепостных), вплоть до минеральных ископаемых и жажды наживы свободных людей Нового времени. Последний факт потребовал от человечества сопряжения идеологии с источниками энергии путем оправдания жажды наживы как позитивного качества личности, что спровоцировало массовые жестокости и несправедливости на протяжении последних пяти столетий. При рассмотрении механизма самоорганизации социума в единый комплекс «Эволюция-Фатум-Фортуна» удалось сформулировать принцип одного шанса: если некие благоприятные условия не были использованы вовремя, то больше шанса не будет. Показано, что наличием данного принципа обусловлена необратимость некоторых цивилизационных неудач, компенсировать которые нельзя ни за какой исторический промежуток времени. Особое внимание уделено двусторонним связям климата и экономики, и выдвигается идея о том, что бенефициаром экономического перегрева последних столетий может стать Россия, где начинается таяние арктических льдов и расчищается северный морской путь.

В статье рассматриваются особенности климатического дискурса в России, развивающегося в условиях усиления глобальных рисков изменения климата. Участниками дискурса выступают как ученые, чиновники и предприниматели, так и представители других общественных страт, балансирующие между двумя крайними формами климатического сознания – климатическим скептицизмом и алармизмом. В соответствии с оценкой климатических вызовов формируется отношение к государственной климатической политике, направленной на устранение или адаптацию к возникающим угрозам. Анализ сложившихся в обществе позиций позволил выделить четыре подхода к государственной климатической политике. Укорененность идей климатического скептицизма обуславливает высокий уровень неприятия климатической политики в российском обществе (отрицательное влияние на хозяйственную динамику, неэффективность мер, кабальные условия международных соглашений по декарбонизации). Напротив, поддержка теории антропогенного изменения климата отличает сторонников активной климатической политики, основанной на внедрении принципов «зеленого перехода» и формировании циркулярной экономики, стремлении к углеродной нейтральности за счет действия мер углеродного регулирования, технологической модернизации энергетики и промышленных производств, выпускающих продукцию с высоким углеродным следом (чугун и сталь, алюминий, цемент, аммиак и т. д.). Однако опыт реализации программ низкоуглеродного развития в России показывает, что декларируемые цели идут вразрез с задачами экономической безопасности, которые государственные органы считают приоритетными в условиях сырьевой модели развития (например, меры по сокращению эмиссии парниковых газов не должны ограничивать хозяйственный потенциал страны и влиять на конкурентоспособность ключевых отраслей). Третий подход, названный нами дифференцированной климатической политикой, предполагает учитывать как отрицательные, так и положительные эффекты глобального потепления. В зависимости от типа экологических рисков для определенных территорий должны разрабатываться селективные меры климатической политики. Наконец, четвертый подход заключается в отказе от стратегии низкоуглеродного развития в пользу адаптации населения и экономики к изменениям климата. Особенности каждого из четырех подходов подробно проанализированы в работе.

Развитие современных городов определяется не только инициативами «сверху», но и наличием/отсутствием в них реальных акторов, способных интегрировать сообщества, выстроить стратегии участия в городских процессах и внутригородское взаимодействие. Проведенные в четырех промышленных поселениях Татарстана – Набережных Челнах, Нижнекамске, Альметьевске, Зеленодольске – экспертные интервью показали, что такими акторами выступают прежде всего лидеры градообразующих предприятий. В их стратегиях выделяются косвенный (путем социальной поддержки работников и вложений в их профессиональный рост) и прямой виды (когда они участвуют в разного рода экологических проектах территорий, в совершенствовании их инфраструктуры, в проведении городских мероприятий). Они чаще концептуализированы и заявлены в программных формах, а ход их реализации отражен в корпоративной социальной отчетности. Масштабы и характер участия компаний в развитии городов зависят от их отраслевой, функциональной принадлежности и интенций руководства. Стратегии местных властей также концептуально выстроены и имеют заявленные формы, в то же время их реальные стратегии часто остаются ситуативными. Главной функцией муниципальных органов является организация взаимодействия участников городских процессов для решения задач комплексного развития территорий. Однако в изучаемых кейсах они осуществляют ее с каждой группой акторов в отдельности, причем эта коммуникация редко оказывается связанной с выстраиванием целевого образа города. Новыми субъектами в промышленных городах выступают представители малого и среднего бизнеса, сообщества которых во многих из них только формируются, соответственно и деятельность в отношении городов скорее ситуативна. Не получают четкого концептуального выражения и действия общественников, по большей части выстраиваемые вокруг благоустройства районов и дворов, конкретных волонтерских проектов. В сфере культуры выделяются старые и новые (представители креативных индустрий) акторы, от взаимодействия которых зависит культурное содержание выстраиваемых образов места и привлекательность пространств. Одновременно значимым игроком в поле промышленных городов Татарстана являются региональные акторы. При наличии у выделенных субъектов действия своих стратегий единое, четко сформулированное видение ими проективного образа города в изучаемых кейсах скорее отсутствует. Они мало ориентированы на долгосрочные цели и действуют зачастую тактически. Тем не менее экспертные интервью позволили выделить возможные векторы перспективного развития каждого из нестоличных промышленных центров Республики Татарстан.

Статья посвящена изучению феномена NIMBY (“not in my backyard”) в городских (градостроительных) конфликтах на примере Новосибирска и Иркутска. В центре внимания  – сопротивление местных жителей строительству или иным изменениям инфраструктуры на территориях, прилегающих к их домам. В западной науке нимбизм обычно оценивается как негативное явление, препятствующее развитию территорий или влекущее за собой различные негативные социальные последствия – препятствие строительству недорогого жилья, дорог, различных объектов социальной инфраструктуры, объектов «зеленой» энергетики и т. п. Российскими учеными феномен NIMBY практически не исследован. Преобладает подход, рассматривающий городских активистов как противостоящих более сильным коалициям городских властей и девелоперов. При таком подходе интересы местных жителей представляются систематически ущемляемыми или вовсе игнорируемыми при городском планировании. Вместе с тем на материалах экспертного интервью (N=40) и качественного и количественного анализа (ивент-анализа) источников СМИ, реконструирующих историю городских конфликтов в изучаемых городах за последние 18 лет, было продемонстрировано, что сегодня гражданские активисты уже не всегда являются «слабым звеном». Их сторону могут занимать как представители городских администраций, так и другие влиятельные агенты – губернаторы, прокуратура, Следственный комитет, Администрация Президента и другие. В таких условиях небольшие группы активистов могут останавливать не только коммерческую застройку, но и важные с социальной точки зрения некоммерческие проекты развития тех или иных территорий. В статье делается вывод о необходимости учета интересов широкого круга заинтересованных сторон, поскольку при попытке разрешения конфликтов нимбизм сильно осложняет достижение компромисса.

В статье анализируются проблемы позднего (отложенного) материнства в современной России, а также готовности женщин к использованию технологий репродуктивного донорства. Результаты исследования, опирающегося на эмпирические данные, подтверждают тренд на постарение материнства, который фиксируется в России с конца 1990-х  годов, при этом выявляются некоторые корреляции между репродуктивными намерениями и социально-демографическими характеристиками разных групп женщин. Показаны различия в отношении к вспомогательным репродуктивным технологиям (ВРТ) у женщин в  возрасте 18–35 лет, а также различия в готовности стать донором биологического материала. Исследование позволило реконструировать три социальных портрета женщин в зависимости от их репродуктивных намерений, отношения к ВРТ и репродуктивному донорству, коррелирующие с уровнем образования и социальным статусом респонденток. В статье рассматривается вопрос о роли ВРТ в решении демографической проблемы постарения материнства и, как следствие, роста показателей окончательной бездетности. Анализ зарубежного опыта показывает, что независимо от доступности ВРТ в конкретной стране их применение не является значимым фактором, препятствующим снижению рождаемости. Тем не менее в условиях меняющейся возрастной модели материнства использование ВРТ следует рассматривать не столько как способ повышения рождаемости, сколько как инструмент ее поддержания и механизм компенсации количества естественных рождений за счет мобилизации женщин более старших возрастных групп, чье репродуктивное поведение ранее в принципе не оказывало никакого значимого влияния на общие демографические показатели. Отмечается, что, в отличие от многих западных стран, в  России потенциал использования ВРТ как инструмента поддержания рождаемости в  более старших возрастных группах остается достаточно значимым, однако он ограничивается идеологическими рамками государственной политики в области демографии.

Статья посвящена реконструкции и анализу экспертных представлений о занятости пожилых в контексте отложенного старения и социальной включенности. На материалах интервью с экспертами, работающими с пожилыми людьми в различных сферах (от органов государственной власти и центров занятости до некоммерческих организаций (НКО), социальных служб и гериатрических центров), мы реконструировали и проанализировали представления о занятости в возрасте 60+. Трудовая занятость в старшем возрасте однозначно расценивается экспертами как положительное явление, если речь не идет о тяжелом физическом труде. Основными агентами в формировании траектории продленной занятости эксперты считают самих пожилых, работодателей и государство. Роль наиболее активного агента отводится пожилым, которым приписываются необходимость иметь желание и возможность работать, заявлять о своих потребностях, регулярно повышать свою квалификацию. Потенциальные траектории продленной занятости в возрасте 60+ разнообразны и помимо очевидного продолжения работы на привычном месте могут включать переквалификацию/«вторую карьеру», в том числе с уходом в онлайн-занятость; развитие имеющегося опыта до экспертного уровня; дауншифтинг и неоплачиваемую занятость (например, волонтерскую деятельность). Законодательство о самозанятых позволяет более гибко планировать профессиональную траекторию. Работодатели, по мнению экспертов, могли бы активнее развивать институт наставничества, вовлекая в него пожилых и делая условия труда более инклюзивными путем введения гибких графиков для работников 60+. Самые противоречивые оценки достались государству: с одной стороны, от него «мало что зависит», пожилые «должны сами быть активнее», но  с  другой стороны, именно государство является агентом, задающим и структурирующим политики занятости в том числе в контексте возрастных границ, поэтому принизить его роль и  значимость невозможно. В качестве основных мер государственной политики занятости эксперты называют как проектные и точечные – проект «Демография», поддержка некоторых инициатив НКО, но их эффективность вызывает сомнение и требует отдельного изучения, так и более системные – закон о самозанятости и пенсионная реформа. Непосредственно повышение пенсионного возраста эксперты оценивают негативно, рассматривая его в первую очередь не как возможность продлить занятость, а как лишение пожилых людей материального ресурса. Наряду с этим, существующие государственные институты, работающие с пожилыми, в том числе прямо или косвенно затрагивающие продление занятости, определяются как недостаточно эффективные и слабо ориентированные на потребности рынка труда и самих пожилых. На сегодняшний день роль государства в продлении занятости весьма противоречива в связи с негативно воспринятым повышением пенсионного возраста, в результате которого «полупенсионер/полуработник» вынужден фактически в одиночку выстраивать свою профессиональную траекторию. Тем не менее эксперты позитивно оценивают закон о самозанятости, позволяющий в том числе и пожилым оформлять этот статус для гибких форматов трудоустройства. В целом, государство должно гораздо активнее продвигать разнообразные политики занятости пожилых, создавая работающую инфраструктуру для переобучения и обеспечивая соответствующий законодательный базис для работодателей и старших работников, мультиплицировать лучшие практики НКО. Для  этого необходимо плотное взаимодействие с работодателями, пожилыми и НКО с  целью учета интересов всех участников, но это взаимодействие отсутствует наряду с  комплексной политикой по продлению занятости как таковой.