Выпуск: № 1 (2024)

В статье исследуется четвертое видение Перпетуи из раннехристианского памятника «Страсти Перпетуи и Фелицитаты» (“Passio Perpetuae et Felicitatis”), посвященное ее сражению с Египтянином. Мы выявляем литургические аллюзии в отрывке, где помощники помазывают Перпетую елеем, устанавливая связь с псалмами, особенно с псалмом 88 (89). Мы особенно выделяем термин ἀντιλήμπτωρ, который подчеркивает роль Бога как помощника в псалмах, и его появление в видении. Помазание елеем в видении Перпетуи сравнивается с новозаветными контекстами, где оно служит целям экзорцизма и исцеления. В статье рассматривается литургическое значение помазания елеем, которое служит защитой от поражения и способствует изгнанию дьявола. Высказывается предположение, что термин ἀντιλήμπτωρ мог появиться в видении Перпетуи из литургической практики или Псалтыри. Анализируя связи с Псалмом 88 (89), мы обнаруживаем параллели в победной песне Перпетуи, образе Ланисты, держащего жезл, и победе над Египтянином, который отсылает к Рааву в псалме. Превращение Перпетуи в мужчину связано с образом Давида в 88 (89) псалме, что подчеркивает ее роль как царя-военачальника. Образ Египтянина связан с образами Голиафа и Фараона из пророчества Иезекиля. В статье делается вывод, что эти пересечения между видением и Псалмом 88 (89), такие как использование специфических терминов, помазание и победная тематика, скорее всего, не случайны и могут свидетельствовать о неосознанном влиянии. Предполагается, что греческая версия видения содержит более узнаваемые литургические аллюзии, чем латинская. В выводах содержатся ключевые моменты подробного анализа связей между видением Перпетуи и 88 (89) Псалмом, подчеркивается значимость этих пересечений для понимания богословского и литургического контекста видения.

Раннехристианский памятник «Страсти Перпетуи, Фелицитаты и с ними пострадавших» (Passio Perpetuae et Felicitatis, начало III в.) имеет сложный состав. Одна из частей содержит уникальный текст - «Записки» Перпетуи, написанные ею в заключении перед казнью. В тюремных записях содержится рассказ о четырех снах или видениях героини. В статье рассматриваются второе и третье видения Перпетуи (VII, 1 - VIII, 4), где она видит своего брата Динократа, умершего еще мальчиком после тяжелой болезни. Эти два сна показывают сначала печальную картину его загробного пребывания, но после горячих молитв сестры вид мальчика преображается, и Перпетуя уверяется в его спасении. В настоящей статье этот сюжет рассматривается с точки зрения влияния христианской молитвы на посмертную участь и выделяется особая роль воды в облегчении этой участи. Автор затрагивает также вопрос об устойчивости языческих представлений о загробном мире в новом христианском контексте. В завершение предлагается несколько иная трактовка заключительных слов третьего видения, чем традиционно принято их понимать комментаторами, переводчиками и издателями текста.

В статье рассматривается сон Перпетуи, который она видит в темнице и в котором находит ответ на вопрос, ждет ли впереди мученичество или освобождение. Во сне героиня видит лестницу, восходящую к небесам, а у подножия лестницы поджидает и угрожает сновидице змей. Мы видим героиню на перепутье, в момент выбора, когда для нее есть путь вверх и путь вниз. В статье отмечается традиционность данного образа лестницы как символа вознесения к небесам и духовного преображения.Змей препятствует восхождению Перпетуи и символически представляет дьявола. Однако образ змея сложен и многозначен. Во сне Перпетуи он появляется как олицетворение телесного, языческого, как образ искусителя и как воплощение страха перед грядущим мученичеством. Однако уникальность данного текста заключается в том, что, как признается большинством исследователей, описанные сны являются не сконструированными литературными сочинениями, а реальными снами героини, отражающими состояние ее психики в период тяжелейшего выбора и духовной трансформации. Отмечается также, что соседство образов лестницы и змея, то есть символических противоположностей, находит аналог в традиционной восточной трансформационной игре «Лила», имеющей многовековую историю и символически представляющей духовный путь «играющего» как совершение выборов, некоторые из которых ведут к вознесению, а некоторые - к падению.Цель этой работы - обратить внимание на то, как в истории Перпетуи образы лестницы и змея сходятся вместе. Описанное видение, будучи, с одной стороны, личным сном, с другой стороны, вписалось в иную существующую уже традицию, описывающую сложный путь души, испытания и искушения, а также духовный взлет к небесам и высшим силам.

В статье представлен анализ взаимоотношений в семье христианской мученицы III в. Перпетуи. Автор рассматривает, каким образом типичный для житий христианских мучеников конфликт христианина и его родных-язычников отражен в тексте «Страстей свв. Перпетуи, Фелицитаты и их сомучеников». Уникальность этого памятника состоит в том, что семейный конфликт в нем описан от лица самой мученицы в тюремных записях Перпетуи. При этом проблема отношений с домочадцами и, в частности, конфликт с отцом, толкающим ее к отступничеству, занимает в записях героини центральное место. На примере сравнения «Страстей свв. Перпетуи, Фелицитаты и их сомучеников» с более поздними «Актами Перпетуи и Фелицитаты» можно проследить, как реалистичное описание отношений в семье новообращенной христианки во всем их многообразии, от единомыслия с братом-катехуменом до острого конфликта с отцом, сменяется подгонкой под уже сложившуюся схему. В рамках более поздней схемы домочадцы-нехристиане становятся неразличимой толпой «просто язычников», которых новообращенный христианин отождествляет со своим греховным прошлым и часто воспринимает как врагов.

В статье рассматриваются новые варианты датировки “Passio Perpetuae et Felicitatis”, которые предлагают Эрик Ребийар и Эллен Мюльбергер. Ребийар считает временем составления памятника период после гонения при императорах Валериане и Галлиене. По мнению автора статьи, эту гипотезу нельзя принять, так как она построена без какой-либо поддержки со стороны самого источника (например, игнорируется сходство языка Перпетуи и редактора памятника со стилем Тертуллиана). Попытку же Мюльбергер отнести время создания мученичества к V в. и доказать, что памятник не является аутентичным, автор считает бездоказательной и указывает, что рассуждения исследовательницы основаны на чрезмерном скептицизме по отношению к тексту источника. По мнению Мюльбергер, живший в конце IV - начале V в. автор-мужчина написал текст в первом лице от имени Перпетуи, потом он или другой автор сочинил Видение Сатура, а затем некий редактор соединил все части вместе, сопроводив их Прологом и Эпилогом, так что получился известный нам памятник. Как показано в статье, Мюльбергер совершенно отвергает результаты предшествующих исследований о времени появления “Passio”, проблеме авторства и влиянии памятника на последующие христианские тексты и не стремится подкрепить свою собственную позицию какой-либо основательной аргументацией. Автор статьи приходит к выводу, что дискуссию о датировке памятника следует вести с опорой на тщательный анализ текста самого источника и с учетом внимательного отношения к достижениям существующей историографии по теме.

Раннехристианские жанры, которые в древности именовали «страстями» и «мартириями», иногда «актами», не имели четких жанровых границ. Литературные рамки и верность жанровым дефинициям не были важны христианам, писавшим о мученичестве. Они часто писали Послания, потому что хотели рассказать собратьям по вере о подвигах мучеников, часто опирались на подлинные протоколы судов и рассказы очевидцев, нередко восхваляли страстотерпцев, использовали мартирии как богослужебные тексты. Мартирология постепенно перетекала в агиографию с ее поджанрами. Но и на этом фоне «Страсти Свв. Перпетуи, Фелицитаты и с ними пострадавших» имеют особенно ускользающую жанровую природу. Традиционное название “Passio” подходит к его основной теме, однако произведение состоит из множества частей, написанных разными авторами. В подготовке этого свода документов принимали участие по меньшей мере пять лиц (общее мнение, что три). Причем не одновременно. Эти пятеро имели разный статус и разные задачи. Богослов и автор Пролога и Эпилога говорил проповедь и прославлял мучеников, Перпетуя создавала для своей общины внежанровые записки о событиях в тюрьме, главным образом о своих посылаемых ей Святым Духом сновидениях: небесное путешествие, два путешествия в загробный мир, символическое сновидение о грядущем мученичестве как победе над дьяволом. Сновидение о собственном и Перпетуи посмертии, несколько напоминающем апокалиптику, но как события уже за гранью земной жизни, записал Сатур; анонимный Очевидец создал рассказ о том, что происходило в тюрьме и на арене, очень яркий, но не выполняющий минимальных условий актов и мартириев: допрос, приговор, казнь, погребение, культ. Пятый автор свел все тексты воедино и снабдил поясняющими вставками, превращая тем самым целое функционально в Послание, которое может быть отправлено из Карфагена в большой мир и читаться в церкви.В результате возникла такая книга, для которой нет никаких аналогий в античной литературе, и попытки определить ее через жанры античной литературы как в целом, так и по частям оказываются безуспешны. Однако жанр документальной книги, написанной разными авторами не одновременно, в разных жанрах, включающих апокалиптику, деяния и страсти, проповеди, послания, видения, сложился ко времени написания нашего Пассио как целое Нового Завета, причем все разнородные тексты, хотя и самостоятельны, посвящены одному большому событию: жизни, смерти, воскресению Христа и созданию его Церкви. Новый Завет как целое и послужил жанровой моделью для «Страстей свв. Перпетуи, Фелицитаты и с ними пострадавших».

Публикуемый перевод латинской версии «Страстей свв. Перпетуи, Фелицитаты и с ними пострадавших» (Passio Sanctarum Perpetuae et Felicitatis) был выполнен участниками исследовательского семинара «Дневники христианских мучеников» под руководством Н.В. Брагинской и А.И. Шмаиной-Великановой на базе проекта «Лаборатория ненужных вещей» в Независимом московском университете, в котором принимали участие † А.Н. Грешных, С.Н. Давидоглу, М.С. Касьян, П.Н. Лебедев, Т.А. Михайлова, В.В. Степанов, С.В. Федорова, О.И. Ярошевская. Латинский текст памятника сохранился в девяти латинских рукописях. В переводе мы основываемся на критическом издании, которое опубликовал в 2012 г. Т. Хеффернан1 . Вслед за упомянутым издателем мы следуем лучшей латинской рукописи, происходящей из монастыря в Монте-Кассино (посл. треть XI в.), а свои отступления оговариваем в сносках.