В статье осуществляется попытка сравнить то, что сопровождало процессы организации, проведения, соответственно, Летних Олимпийских игр 1980 г. в Москве и Зимних Олимпийских Игр 2014 г. в Сочи; а также в поле зрения оказывается память, которую эти игры после себя оставили. Для этого обращается внимание на виды ностальгии, анекдотическая традиция противопоставляется феномену мема, оценивается вклад киноиндустрии, роль различных акторов на политическом поле (МОК, ВАДА), а также интерес лидеров стран к соревнованиям. Показывается работа символическая материальных объектов — талисманов, содействующих метонимическому тропу ностальгии, но и открывающих большие возможности для коммерциализации знакового прошлого. Привлекаются не только идеи известных специалистов, но и журналистские статьи (ИД «Коммерсантъ», некоторые другие издания). Делается вывод, что при ряде схожих моментов (семейные воспоминания, политические провокации) обстоятельства и последствия от проведения XXII Олимпиад различны, что объясняется возникновением новых феноменов (мемы) на фоне взрывного развития информационно-коммуникационного пространства, выходом на авансцену новых акторов (ВАДА), усиливших политизированность спорта высших достижений. Олимпиаде Сочи-2014 только еще предстоит накопить внушительный коммеморативный багаж, который имеется у ее московского предшественника. Олимпийские игры служат не только спортивным, но и мощным хронополитическим инструментом, позволяющим государствам маркировать ключевые этапы своей истории. Москва-80, будучи триумфом советской эпохи, в ретроспективе воспринимается как её символический финал. Сочи-2014, напротив, позиционировалась как начало новой эры, закрепляя переход России к самостоятельному пути развития в постсоветском мире.
Современные медиа, особенно сериалы, стали важным инструментом осмысления социальных, политических и культурных вызовов через призму антиутопических нарративов. В статье исследуется феномен «двойной ностальгии» — тоски как по прошлому, так и по будущему — в контексте дистопических сюжетов малого экрана. Основная цель работы — выявить, как ностальгические мотивы усиливают критический потенциал антиутопий и формируют эмоциональную связь зрителя с произведениями. Теоретической основой исследования выступает концепция Светланы Бойм о ностальгии как проекции прошлого в будущее, дополненная анализом современных медийных практик. Методология включает культурологический и медиаисследовательский подходы, а также сравнительный анализ экранизаций классических антиутопий («Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла) и современных сериалов («Одни из нас», «Фоллаут»). Результаты исследования демонстрируют, что современные антиутопии используют ностальгию для создания многослойных нарративов. Например, сериал «Одни из нас» сочетает постапокалиптический хоррор с личными воспоминаниями персонажей о мире до катастрофы, что усиливает эмоциональное вовлечение зрителя. Адаптации «1984» и «О дивный новый мир» актуализируют классические сюжеты через визуальные и нарративные отсылки к прошлому, подчеркивая цикличность социальных проблем. В «Фоллауте» ностальгия по «золотому веку» 1950 гг. контрастирует с ядерным апокалипсисом, критикуя миф о бесконечном прогрессе. Статья также раскрывает, как антиутопии становятся инструментом социальной рефлексии. Ностальгия здесь выполняет двойную роль: она смягчает мрачность дистопии, делая ее более доступной, и одновременно усиливает критику современных тенденций. Например, в «Черном зеркале» технологические кошмары сочетаются с ностальгией по «аналоговому» прошлому, что заставляет зрителя задуматься о цене цифровизации. Исследование вносит вклад в медиатеорию, демонстрируя, как синтез ностальгии и антиутопии формирует новые формы культурной памяти и влияет на общественное восприятие глобальных вызовов.