Архив статей журнала
В статье, основанной на неопубликованных материалах Архива внешней политики Российской империи, впервые в историографии анализируются языки официальных грамот (верительных, отзывных, известительных и др.) светских и духовных курфюрстов Священной Римской империи германской нации и российских императоров в XVIII в. Руководствуясь традициями отечественной и зарубежной дипломатики как вспомогательной исторической дисциплины, автор использует в качестве основного метода формулярный анализ, рассматривая обязательные формулы и языковые обороты начального и заключительного протоколов грамот, которые дают представление о социальном статусе отправителя и получателя. Статья актуализирует интерес к языкам дипломатии раннего Нового времени, возросший в последние годы в зарубежной историографии в связи с изучением переговорных практик на международных конгрессах. Работа с источниками показала, что в переписке с российскими императорами курфюрсты Саксонии использовали немецкий язык, курфюрсты Пфальца и Баварии – латинский, а с середины XVIII в. немецкий. На этом же языке составлены грамоты духовных курфюрстов – архиепископов Майнца, Трира и Кёльна. В редких случаях использовался французский язык. Грамоты российских монархов традиционно составлялись на русском языке с приложением перевода на немецкий. Автор приходит к выводу, что формальная характеристика, которой является язык, позволяет получить представление об уровне отношений между коронованными и некоронованными особами, выявить разницу в статусе суверенных государей и правителей, де-юре ещё сохранявших вассальную зависимость, к которым принадлежали и курфюрсты. Об этом свидетельствуют категории родства, присутствующие в переписке. Так, российские императоры и императрицы выступали в отношении светских курфюрстов в качестве дяди или тёти, а не брата или сестры, как это было принято в переписке с суверенными государями, курфюрстов же именовали сначала племянниками, затем свойственниками (реже – кузенами), что дополнительно подчёркивало неравенство контрагентов. Рассмотренная переписка помогает среди прочего уточнить обстоятельства признания российского императорского титула влиятельными штатами Священной Римской империи.
В статье исследуются несколько сюжетов, значимых для изучения политики французского королевского двора на севере Европы и анализа русско-французских контактов первой половины 1570-х гг. В первой части кратко рассматривается геополитическая обстановка, сложившаяся в Балтийском регионе после заключения русско-литовского перемирия 24 июня 1570 г. и Штеттинского мира 13 декабря 1570 г. Во второй части анализируется проект свержения шведского короля Юхана III, планировавшийся заговорщиками во главе с Шарлем де Морне при поддержке дома Валуа. Также автор исследует обстоятельства появления идеи создания франко-шведского союза, высказанной французским послом в Дании Шарлем де Данзе. Выдвигается гипотеза, что данный проект был отклонён королём Польским и великим князем Литовским Генрихом Анжуйским, не желавшим конфронтации с Русским государством. В третьей части объясняется потеря французской короной влияния в Балтийском регионе в 1574–1575 гг., связанная с бегством Генриха де Валуа из Польши летом 1574 г. и прекращением матримониальных планов относительно шведской династии Васа в феврале 1575 г. Подробно разбирается политический проект Шарля де Данзе, касавшийся превращения Ливонии в вассальное французское герцогство во главе с Франсуа Алансонским, а также дальнейшие планы дипломата по созданию унии Франции, Дании, Швеции, Ливонии и Речи Посполитой. Доказывается, что, несмотря на короткий период перемещения Русского государства в стан оппонентов Французского королевства, постепенный рост взаимовыгодных торговых связей и налаживание диалога в рамках балтийской политики предотвратили конфронтацию двух стран. Напротив, к середине 1570-х гг. сложились условия, способствовавшие поиску Россией и Францией взаимных интересов.
В статье рассмотрена эволюция идеологии антиимпериализма на Кубе. Анализируется исторический контекст (борьба за независимость от Испании и попадание в сферу влияния США), в котором возникли идеи борьбы против колониальных держав, сформулированные кубинским национальным героем Хосе Марти. Две его ключевые идеи вошли в структуру антиимпериализма Кубы: борьба с угнетателем и объединение в этой борьбе стран региона. Позднее идеи антиимпериализма были подхвачены широким спектром сил, в том числе радикалами-патриотами, коммунистами и социалистами. В статье дан анализ элементов антиимпериалистических идей в интерпретации Хулио Антонио Мельи, основателя кубинской Компартии и секции Всеамериканской антиимпериалистической лиги. После победы революции 1959 г. в идеологию кубинского антиимпериализма официально вошел сформированный в духе идей марксизма-ленинизма принцип пролетарского интернационализма, что получило отражение в официальных документах – внешнеполитических декларациях и Конституции 1976 г. После распада «мировой системы социализма» в условиях «особого периода в мирное время» Кубе пришлось пересмотреть как экономические основы общества, так и внешнеполитические. Принцип пролетарского интернационализма был изъят из текста Основного закона, прекратилась военная помощь национально-освободительным и революционным движениям, основным содержанием кубинского интернационализма стали гуманитарные миссии. После VI съезда Компартии Кубы (2011 г.) гуманитарные миссии стали по возможности переводиться на коммерческие рельсы, внешнеполитическая линия страны сконцентрировалась на защите принципов международного права, отстаивании многополярности и на борьбе за альтернативное, более справедливое мироустройство. К настоящему времени актуальная ранее марксистско-ленинская составляющая теряет свою роль в структуре кубинского антиимпериализма, что демонстрирует способность кубинского руководства гибко реагировать на изменения в системе международных отношений.
В структуре разрядки напряжённости в американо-советских отношениях 1970-х гг. вопросы торговли и взаимодействия в сфере науки и технологий занимали важное место. К концу 1960-х гг. в противостоянии США и СССР был достигнут стратегический паритет. На гонку вооружений стали смотреть как на дорогостоящее и бесперспективное дело. С одной стороны, временное равновесие военных потенциалов вело к смягчению прямой конфронтации и снижало угрозу войны, с другой – способствовало распространению убеждения в том, что интенсификация коммерческих связей и развитие научно-технологических программ и обменов создаст материальную основу прочного мира. В Москве эта мысль приобрела статус программной установки, в то время как в Вашингтоне исповедовали более прагматичный подход. С опорой на имеющееся историографическое наследие и документы российских архивов (РГАНИ, РГАЭ), а также опубликованные материалы государственного департамента США, доступные электронные коллекции документов американских разведывательных служб и некоторых научных сообществ в статье показано, как на протяжении 1970-х гг. в Вашингтоне менялись подходы к формированию политики в отношении Советского Союза и какое место в этой политике отводилось торгово-экономическому и научно-техническому взаимодействию сверхдержав. Обоснованы выводы о том, что свёртывание разрядки в сфере торговли и научно-технического взаимодействия шло в три этапа. С принятием поправки Джексона-Вэника (1974) двусторонние отношения перестали быть равноправными, не говоря о существенных коммерческих потерях советской стороны. Приход к власти администрации Картера в январе 1977 г. внёс в повестку отношений Вашингтона и Москвы тему прав человека и угрозу применения санкций в случае их нарушения, неоднократно приведённую в исполнение. На рубеже 1979–1980 гг. начался третий этап, завершивший в конце 1982 г. демонтажем инфраструктуры сотрудничества в сфере науки и технологий.
В статье рассматривается миротворческая миссия Франческо да Колло и Антонио де Конти, послов императора Священной Римской империи Максимилиана I, к великому князю Московскому Василию III 1518–1519 годах. Основной задачей миссии было примирение Великого княжества Московского с Польско-Литовской унией, чтобы привлечь силы обеих держав к планировавшемуся совместному выступлению европейских христиан против Османской империи, чья экспансия на ЮгоВостоке Европы представляла серьёзную угрозу. Центральным объектом исследования выступает составленный по итогам поездки отчёт Франческо да Колло, который не только описывает ход переговоров, но и раскрывает уникальные детали российской дипломатии и придворных традиций начала XVI века. Статья демонстрирует, что церемонии, такие как приёмы, застолья и охоты, играли ключевую роль в дипломатических практиках того времени. Отдельное внимание уделяется описанию да Колло своих взаимодействий с Василием III и его приближёнными, которое показывает первостепенную значимость личных встреч и неформальных контактов в дипломатическом процессе эпохи. Несмотря на усилия посланников, миссия смогла добиться лишь заключения годового перемирия: непреодолимыми препятствиями для всеобъемлющего мира оказались территориальные разногласия, включая спор о принадлежности Смоленска, а также проблема возвращения из Польши захваченных русских военнопленных. Наконец, отчёт да Колло также иллюстрирует механизмы формирования образа Московии как восточной, деспотической державы, представляя собой один из самых ранних примеров конструирования России как «Другого» для Европы Нового времени.