Статья: «Печально зимой в Булуне»: А. В. Боголепов о повседневности заполярной Якутии в 1913–1916 гг. (2024)

В статье описана семантика и этимология некоторых базовых терминов культурной лексики монгольского языка, относящихся к сфере образования, науки и просвещения. Цели и задачи исследования: на примере некоторых слов показать особенности механизма сложения описываемого пласта лексики. Материалы и методы. Материал был извлечен из монгольско-русских и монгольских толковых словарей методом сплошной выборки. Далее происходила сверка извлеченной лексики со словарными статьями этимологических словарей монгольских и тюркских языков, а также двусторонних словарей санскрита, китайского и тибетского языков. Результаты. Следующие слова были заимствованы в монгольский из уйгурского языка: шавь ‘ученик, последователь’ пришло в уйгурский язык из санскрита через китайский, багш ‘учитель’ и бичиг ‘письмо, сочинение’ ― в уйгурский из китайского, ном ‘книга’ ― в уйгурский из греческого через согдийский. Корни письм.-монг. bol- ‘становиться, происходить’ в боловсрол ‘образование’ и письм.-монг. uqa- ‘понимать, осознавать, постигать’ / тюрк. uq- ‘id.’ в ухаан ‘разум’ ― общие для тюркских и монгольских языков. Соответствия корню письм.-монг. ere- ‘мужчина’ (из erdemten ‘ученый’) встречаются не только в тюркских, но и в тунгусо-маньчжурских языках, что позволяет говорить о его общеалтайской природе, однако само слово erdemten, по-видимому, появилось как калька др.-тюрк. erdämlig ‘добродетельный’. Похожим образом общеалтайский корень *o: j- ~ *oj- ‘разум’ присутствует в монг. оюутан, хотя само слово стало обретать семантику, похожую на «студент», когда стало употребляться в качестве кальки кит. 秀才xiùcai (офиц. 生員 shēngyuán) ‘обладатель первой из трех ученых степеней’. Корень письм.-монг. sur- ‘учиться’, слова монг. зүй ‘теория, учение’ и судлал ‘изучение, научная дисциплина’ ― общемонгольские. Выводы. Большинство рассмотренных базовых понятий семантической группы «Просвещение, образование, наука» попали в монгольский язык из уйгурского языка изначально как религиозная лексика, причем изначальный источник слова мог быть в китайском языке, санскрите или даже греческом. Часть лексики появилась в результате калькирования уйгурских или китайских слов. Исконно монгольскими оказались термины, произошедшие от монгольского корня sur-, термины монг. зүй и судлал ‘учение’ в составе названий наук.

Выявление специфики ответа религиозных традиций на глобальные вызовы современности обусловливает актуальность осмысления астрологии как традиционного понимания устройства мира и влияния природных сил на человека в тибетском буддизме. Целью настоящей работы является оценка астрологии как формы сакрального знания в тибетской буддийской традиции в контексте понимания принципов экологии. Материалы и методы. Для достижения поставленной цели применяется системный подход культурной антропологии, в соответствии с которым сакральные астрологические знания рассматриваются как неотъемлемый элемент тибетской буддийской традиции. Основными материалами исследования являются тибетский текст «Ясное изложение астрологической системы под названием „Белый берилл“» Дэси Сангье Гьяцо, а также труды современных тибетских астрологов. Результаты. Тибетская астрология возникла в ходе интеграции индийских, китайских и древнетибетских представлений о влиянии природных стихий на человеческую жизнь и является необходимым подспорьем в тибетской медицине. В основе этих представлений лежат эзотерические идеи буддийской тантры Калачакры, в которой показана взаимосвязь внешних природных циклов и внутренних энергетических циклов человека, а также объясняются методы восстановления их баланса. В пределах сферы влияния тибетской буддийской традиции сакральные астрологические знания пользуются широкой популярностью в культовых практиках и внерелигиозной деятельности. Астрологи составляют гороскопы и натальные карты, вычисляют благоприятные периоды для совершения ритуалов, лечебных практик, сбора урожая, проведения свадеб, похорон и т. д. Исходя из трех мотивов (обретение счастья в нынешней жизни, освобождение от сансарических страданий, просветление ради всеобщего благополучия) по системе ламрим, интенции буддистов по применению сакральных астрологических знаний могут быть связаны с решением проблемных ситуаций, самоидентификацией, пониманием других, восстановлением баланса внешних и внутренних циклов. Определено, что с учетом ориентации последователей тибетского буддизма на альтруизм и рационализм астрологию можно рассматривать как форму сакрального знания, обладающего ценностью для изучения принципов экологии. Восстановление баланса при взаимодействии природы и человека с помощью рационального применения астрологических знаний для достижения всеобщего блага обусловливает сакральное экологическое знание в тибетской буддийской традиции.

Сведения из тибетских источников о титуле Дайчин Аюки-хана еще не вводились в научный оборот и не были предметом анализа. Целью статьи является введение в научный оборот сведений о времени правления калмыцкого хана Аюки и о даровании ему Далай-ламой титула Дайчин Аюка-хан. Материалом для исследования послужили биографии Далай-ламы V Лобсанг Гьяцо, Далай-ламы VI Цангъянг Гьяцо и Панчен-ламы V Лобсанг Еше на тибетском языке. В результате исследования установлена дата получения Аюкой титула Дайчин Аюка-хан и выяснены даты посольств, доставивших ему печать с монограммой Калачакры и ханскую печать от Далай-ламы VI. Выводы. В статье рассмотрен материал из различных тибетских источников, таких как автобиография Далай-ламы V и его биография, написанная Деси Сангье Гьяцо, а также биографии Панчен-ламы V и т. д. Установлено, что правитель Калмыцкого ханства Аюка получил титул Дайчин Аюка-хан от Далай-ламы VI Цангъянг Гьяцо в 1697 г. Автор также выдвигает гипотезу о том, что печать с монограммой Калачакры была дана Аюке регентом Сангье Гьяцо в 1684 г. Кроме того, обнаружены сведения о пребывании в Тибете посольства Аюки-хана, возглавляемого Арабджуром, и данные о матери Арабджура Цоджал. Установлен факт отправки посольства к Аюке-хану от Далай-ламы для раскрытия секрета о смерти Далай-ламы V, что является важным исторически фактом, неизвестным прежде.

В статье рассмотрены пластинчатые панцири с внутренним бронированием воинов Хулагуидского Ирана, Чагатайского улуса и империи Тимуридов. В современном оружиеведении подобные доспехи известны, как «куяки» или «бригандины». Цель исследования — выявить особенности конструкции и покроя некоторых разновидностей хулагуидских, чагатайских и тимуридских «куяков» XIV–XV вв. Результаты. Сопоставление археологических и изобразительных материалов позволило выдвинуть гипотезу о существовании особой разновидности комбинированных «куяков», в которых часть пластин приклепывалась, а часть пришивалась к органической основе доспеха с ее внутренней стороны. Такие клепано-нашивные панцири могли применяться воинами Хулагидского Ирана в конце XIII в. – начале XIV в. В исторической перспективе подобные доспехи могли являться переходным звеном между пластинчато-нашивными панцирями XIII в. и пластинчато-клепанными «бригандинами» более позднего периода. На основании комплексного анализа письменных, изобразительных и вещественных материалов также установлено, что в конце XIV–XV вв. в Мавераннахре, Хорасане и сопредельных территориях получила распространение особая разновидность пластинчато-клепанных доспехов, сочетавших бронированный корпус и длинный небронированный подол. Столь необычный покрой панциря был обусловлен появлением и распространением новой разновидности кольчато-пластинчатых набедренников «дызлык-бутлук», которые снизили актуальность тяжелых бронированных подолов центральноазиатского образца. Учитывая ареал распространения подобных доспехов, они могут быть условно обозначены, как «куяки тимуридского типа». Выводы. Вытеснение пластинчато-клепанных панцирей «тимуридского типа» из военного обихода народов Средней Азии было вызвано сменой местной военно-культурной традиции в результате крушения государств Тимуридов в начале XVI в.

В 2021 г. Мугоджарским археологическим отрядом Института археологии им. А. Х. Маргулана были проведены исследования на археологическом комплексе Тарангул, на котором обнаружена литейная форма ― один из интересных и редких в данном регионе артефактов, связанных с металлообработкой и металлургическим производством в целом. Цель статьи ― описание и анализ литейной формы, обнаруженной на поселении позднего бронзового века Тарангул в Актюбинском Приуралье, ввод в научный оборот новых данных, полученных естественнонаучными методами в ходе изучения этого археологического артефакта. Результаты. В ходе исследований проведены естественнонаучные (трасологические, спектральные) и сравнительно-типологические анализы плиты с негативами орудий. Проведенные анализы позволили определить типологию отливаемых орудий и выявить их культурную принадлежность. Литейная форма имеет две плоскости с негативами орудий. Первая использовалась для отливки трех серпов, вторая (двустворчатая) ― для отливки плоского тесла. Форма негативов серпов указывает на то, что в литейной форме отливались серпы типа «Кундравинская», распространенные в позднем бронзовом веке на Южном Урале, Среднем Поволжье и в Западной Сибири. Серпы типа «Кундравинская» связаны с алакульской культурой, локальным вариантом которой в исследуемом регионе является кожумбердынская культурная группа. Форма негатива тесла, расположенная на второй плоскости плиты, характерна для тесел алакульского времени, которые распространены в западной части степной полосы Евразии. Установлено, что литейная форма имела два основных этапа применения: первый ― для отливки тесла в двустворчатой форме и второй ― для отливки серповидных орудий, этот этап следовал после порчи или утери одной створки тесла. Спектральный анализ показал, что изделия в литейной форме изготавливались на основе меди, а также были выявлены следы легирования. Установлено, что отливку серповидных орудий в негативах трех серпов производили не одномоментно, а по мере необходимости. Выводы. Проведенные исследования позволили реконструировать технику изготовления и этапы использования литейной формы из поселения позднего бронзового века Тарангул в Актюбинском Приуралье и обозначить отдельные аспекты в изучении литейных форм как конкретного источника в изучении техники и технологии древнего металлопроизводства.

В работе рассматриваются каменные артефакты опорного памятника энеолита на территории Северного Прикаспия. Специалисты относят его к хвалынской культуре. Каменные индустрии сохраняют свое значение для характеристики культур и в эпоху раннего металла. Целью работы является определение культурной принадлежности каменного инвентаря стоянки Комбак-тэ. Задачами статьи стали характеристика различных групп каменного инвентаря и их культурная атрибуция. Материалы и методы. Фактологической основой публикации являются находки третьей по значимости стоянки хвалынской культуры Комбакт-тэ. Ее изучение велось в 1989 г., но опубликовано только описание керамики. В статье впервые вводятся в научный оборот и анализируются каменные артефакты данного памятника. В процессе исследования применялись типологический и радиоуглеродный методы. Результаты. Благодаря предварительному типологическому анализу керамического инвентаря выявлены его различные культурно-хронологические группы. Это позволило более скрупулезно классифицировать каменный инвентарь. Технико-типологические признаки дают основания для выделения комплексов прикаспийской и хвалынской культур. Выявленные различия проявляются в сырье для изготовления орудий труда (кварцит и кремень), технологии получения заготовок для артефактов, категорий и типов изделий. Выводы. В результате всестороннего рассмотрения каменных артефактов стоянки Комбак-тэ определена их разнокультурная и разновременная принадлежность. Помимо изделий хвалынского типа, выявлен и компонент прикаспийской культуры. Устанавливаются характерные и специфические признаки сырьевой основы, технологии первичного раскалывания и вторичной обработки, а также различный орудийный ассортимент. Имеющиеся радиокарбоновые определения подтверждают более древний характер последней.

Данная работа посвящена публикации результатов раскопок грунтового могильника Максимовка I. Целью данной работы является публикация материалов раскопок 2019 г. В задачи исследования входят описание и характеристика изученных археологических комплексов, установление их культурно-хронологической атрибуции. Материалы. Археологический материал из культурного слоя состоит из керамики неолита, энеолита, эпохи бронзы, а также XIX–XX вв., кремневых орудий и отходов камнеобработки. На памятнике исследовано шесть захоронений. Два погребения разрушены и представляют собой скопления сильно фрагментированных костей. Инвентарь в данных захоронениях не обнаружен. Костяк третьего погребения располагался вытянуто на спине, с ориентировкой головы на север-северо-запад. В могильной яме обнаружены железный нож и кости мелкого рогатого скота. Следующее захоронение состоит из четырех черепов и расположенных около них компактными скоплениями костей скелетов. Погребальный инвентарь состоял из кремневых наконечников стрел, скребка, костяного острия, подвески, бус, пронизок и резцов сурка. Пятое захоронение содержало костяк, расположенный в сидячем положении и ориентированный головой на северо-восток. В погребении обнаружены кремневая пластина, наконечник стрелы и бисер. Костяк последнего захоронения располагался вытянуто на спине и ориентирован черепом на север-северо-запад. В погребении находится глиняный сосуд. Также изучена часть сооружения № 1. Результаты. Три захоронения относятся к позднему энеолиту, одно — к позднему бронзовому веку и одно — к средневековью. Культурно-хронологическая атрибуция еще одного погребения не определена. Выводы. В результате раскопок грунтового могильника Максимовка I были получены разнокультурные и разновременные материалы, включающие комплексы неолита, энеолита, эпохи бронзы, средневековья.

В исследовании впервые рассматривается политика советского государства по организации борьбы с вирусом иммунодефицита человека в стране в период с 1985 г. по 1990 г., а также вспышка ВИЧ-инфекции на юго-востоке РСФСР в 1988–1989 гг. Хронологические рамки статьи охватывают время кардинальных перемен и переустройства в политической и социально-экономической структуре страны, которое было названо «перестройкой». Целью исследования является анализ и выявление особенностей политики руководства советской республики и министерств здравоохранения в условиях появления ВИЧ-инфекции в 1980-е гг. В работе особое внимание уделяется деятельности государственных институтов власти, принимаемым мерам, профилактическим и противоэпидемическим мероприятиям, а также деятельности специальной комиссии по организационной и практической помощи Министерству здравоохранения Калмыцкой АССР. Материалы и методы. В исследовании использовались основные для исторической науки принципы системности, объективности, историзма и комплексности, позволившие проанализировать источники и сопоставить полученные материалы, описать развитие и изменение политики государства в отношении ВИЧ-инфекции, изучить социальные, политические и экономические изменения в рассматриваемых регионах как неотъемлемую часть происходивших в стране трансформаций, объективно оценить проводимую советским государством политику в условиях возникновения эпидемии. Источниками для написания статьи послужили ранее неизвестные документы, находящиеся на хранении в Национальном архиве Республики Калмыкия и Государственном архиве Российской Федерации. Результаты. Появившаяся в стране ВИЧ-инфекция стала своеобразным индикатором и проверила на прочность систему здравоохранения Советского Союза, которая, как и вся страна, оказалась не готова к борьбе с «чумой XX века». Проводимая государственная противоэпидемическая политика оказалась малоэффективной, ограничение доступа к исследованиям, устоявшаяся практика засекречивания и некомпетентность руководства страны отрицательно сказались на борьбе с опасной болезнью. Протекавшие в стране изменения негативно отразились на такой важной социальной сфере, как здравоохранение, и повлекли за собой упадок когда-то одной из лучших в мире систем по охране здоровья населения.

Статья посвящена формированию наиболее многочисленных этнических групп, появившихся на территории Калмыцкой АССР в 1957–1991 гг. Изучение данного процесса представляет научный и практический интерес, поскольку обогащает знания по истории формирования этнического состава населения России в целом и в ее отдельном регионе — Республике Калмыкия. Цель статьи — показать процесс формирования новых этнических сообществ на территории Калмыцкой АССР на завершающем этапе существования советской власти. При подготовке статьи использовались историко-сравнительный и историко-генетический методы исследования. В качестве материалов исследования выступили документы Национального архива Республики Калмыкия, сборники опубликованных документов и статистики, публикации республиканских газет. Результаты. Автор исследовал обстоятельства возникновения новых этнических групп, показал динамику их численности, типы, виды и формы расселения, проанализировал государственную политику и межэтнические взаимоотношения между местным населением и пришлым населением. Современная этническая структура населения Калмыкии начала складываться после восстановления автономии калмыцкого народа в 1957 г. Государство выделило большие средства для воссоздания и развития Калмыцкой АССР, но трудовых ресурсов, необходимых для освоения капиталовложений, у возвращающихся из ссылки калмыков и старожильческого населения недоставало. Вследствие этого власти вынуждены были набирать на работу жителей из других субъектов. Устойчивые новые этнические группы сложились в сельской местности, при этом большинство мигрантов прибыли из соседних республик Северного Кавказа, где был высокий естественный прирост и избыток трудовых ресурсов. Незадолго до ликвидации СССР в республике поселились эвакуированные в срочном порядке в результате обострения межнациональной обстановки турки-месхетинцы и курды. Выводы. Возникновению новых этнических групп в Калмыцкой АССР способствовало государство, благодаря большим капиталовложениям которого в экономику резко возросло количество рабочих мест, а заполнить их из-за малочисленности вернувшегося из ссылки и местного населения властям не удалось. Специальных проектов по организации этнических переселений не было, но были созданы хорошие возможности для трудоустройства в восстановленной республике, что привело к миграционному всплеску и формированию в итоге новых этнических групп.

В 2024 г. исполняется 155 лет со дня рождения VIII Богдо-гэгэнa — лидера монголов, стоявшего у истоков монгольской государственности начала ХХ в. Именно он сосредоточил в своих руках светскую и религиозную власть в новой Монголии. Авторы статьи вводят в научный оборот документы Государственного архива Республики Бурятия, которые позволяют выявить отношение буддистов Российской империи в лице XII Пандито Хамбо-ламы Итигэлова как к самому факту возникновения монгольской государственности, так и их трепетного отношения к духовному отцу монгольской революции. Эти документы представлены официальной перепиской бурятского Хамбо-ламы с военным губернатором Забайкальского края — генерал-майором А. И. Кияшко, и одновременно с раскрытием указанных сюжетов они опосредованно выявляют отношение официальных кругов Российской империи к факту появления нового государства на политической карте, ставшей политическим гарантом существования монгольской государственности. Целью исследования является официальная переписка Пандито-Хамбо ламы Д.-Д. Итигэлова с российскими и монгольскими властями в 1911–1913 гг. Для ее решения были поставлены следующие задачи: 1) проанализировать переписку Пандито Хамбо-ламы Д.-Д. Итигэлова с Военным губернатором Забайкальской области в декабре 1911 – феврале 1912 гг.; 2) изучить переписку Пандито Хамбо-ламы Д.-Д. Итигэлова с российскими и монгольскими властями в период с декабря 1912 г. по январь 1913 г.; 3) изучить переписку Пандито Хамбо-ламы в апреле-мае 1913 г. по вопросу направления в Ургу особой делегации, состоящей из бурятских лам и чиновников. Выводы. Бурятские буддисты в лице Пандито Хамбо-ламы буддийского духовенства Восточной Сибири Д.-Д. Итигэлова искренне выражали свою поддержку вновь созданному монгольскому правительству во главе с VIII Богдо-гэгэном. Официальная переписка духовного лидера российских буддистов с региональными и монгольскими властями показывает как осторожную политику Российской империи в монгольском вопросе, так и всю сложность и неповоротливость чиновной бюрократической машины. Бурятские буддисты во главе с Пандито Хамбо-ламой Д.-Д. Итигэловым все же сумели добиться отправки особой делегации в Ургу для поздравления VIII Богдо-гэгэна и всего монгольского народа с обретением независимости.

В настоящей статье рассматриваются предложения комиссии Министерства внутренних дел под руководством Ф. К. Гирса 1873 г. по преобразованию управления Киргизской Внутренней ордой в свете проекта переподчинения ее властям Астраханской губернии. Указанные предложения, оформленные в пяти журналах, — это первый вариант, который в основном учитывал и критически оценивал предложения оренбургских властей по переустройству Орды. Результаты. Исследованы вопросы проекта административного устройства Внутренней орды, о перенесении Ставки при Нарын-Песках и о центральных пунктах уездного управления, а также судебного устройства. Выводы. Одними из главных критериев переподчинения Внутренней орды в ведение Астраханской губернии являлись географический, политический и социально-экономический. Географический критерий заключался в оценке близости расстояния до губернского центра, наличии водного транспортного пути, свободных земель для кочевок, меньшего населения губернии, а также «округленности» ее границ. Политический критерий состоял в отдалении букеевских казахов Внутренней орды от соплеменников Зауральской степи, находившихся в подчинении Оренбургского пограничного ведомства, от земель уральского казачества. При разделении Внутренней орды на северную и южную части присоединение северной к Самарской губернии вызвало бы необходимость привлечения казахского населения Орды к участию в земских учреждениях, что, по мнению официальных властей, не соответствовало уровню развития гражданственности населения. Это же обстоятельство, а также малое число населения не позволяло, по мнению властей, преобразоваться Внутренней орде в самостоятельную область. Вместе с тем при переустройстве управления Внутренней ордой российские власти выступали за сохранение суда биев в определенных сферах жизни казахского населения. Социально-экономический критерий выражался в хозяйственной и финансовой зависимости управления Внутренней орды от астраханских властей, проживании других кочевых народов на территории Астраханской губернии — калмыков и кундровских татар, а также в наличии стационарных поселений. Данные предложения комиссии Ф. К. Гирса как исторический источник могут характеризоваться в качестве одного из примеров позиции и точки зрения властей по преобразованию управления кочевых инородцев Российской империи.

Статья посвящена проблеме положения мусульманского духовенства Енисейской губернии (Восточная Сибирь) в контексте государственно-конфессиональной политики Российского государства во второй половине XIX – начале XX в. Автор обращает внимание на то, что во второй половине XIX в. на территории Енисейской губернии увеличивается численность мусульманского населения, которое испытывает нужду в удовлетворении духовных потребностей. Целью данной статьи является изучение роли органов государственной власти в процессе выборов мусульманского духовенства на территории Енисейской губернии. Материалы и методы. Источниковую базу исследования составили нормативно-правовые документы, регламентирующие деятельность мусульманского духовенства на территории Российской империи, и архивные материалы, представленные в фондах Государственного архива Красноярского края, Центрального государственного исторического архива Республики Башкортостан, а также Российского государственного исторического архива. Важно отметить, что многие архивные материалы вводятся в научный оборот впервые. Статья подготовлена на основе методологических принципов объективности и историзма, что позволило наиболее полно оценить роль государства в формировании института мусульманского духовенства на территории Енисейской губернии. Для решения поставленных задач в работе использовались проблемно-хронологический и историко-генетический методы. Результаты. В связи с исторической особенностью формирования социального состава региона перед общинами встала проблема выбора лиц духовного звания. Ссыльная часть мусульманского населения Енисейской губернии, согласно законодательству Российской империи, была лишена права участия в выборах духовенства. Однако не всегда правоспособная часть мусульманской общины оказывалась в большинстве. Придание мусульманскому духовенству особого статуса, позволявшего выстраивать взаимоотношения между общиной и государственными органами, приводил к конфликтам внутри общины. Представители мусульманской уммы региона видели в мулле человека, способного лоббировать их интересы, в том числе и на государственном уровне. Анализ архивных материалов позволил судить об отсутствии четких представлений со стороны губернских властей относительно организации процедуры выборов мусульманского духовенства. Оренбургское магометанское духовное собрание, являясь по своей сути органом государственной власти, активно следило за благонадежностью утверждаемых кандидатов в регионах. В начале XX в. на лиц, желающих получить духовное звание, накладывалось еще больше ограничений, что закреплялось циркулярными распоряжениями МВД.

В начале 1970-х гг. монгольское руководство в соответствии с Комплексной программой социалистической экономической интеграции преследовало цель выравнивания уровня экономического развития МНР. В этой связи Советом экономической взаимопомощи был выдвинут ряд инициатив, об одной из которых и пойдет речь в статье. Цель исследования. Статья посвящена истории согласования в органах Совета экономической взаимопомощи проекта создания Международной геологической экспедиции в МНР. Материалы. Источниковую базу исследования составили как опубликованные, так и неопубликованные материалы Российского государственного архива экономики и Российского государственного архива новейшей истории. Результаты. Показано, что согласование учреждения в МНР Международной геологической экспедиции явилось сравнительно долгим и нелинейным процессом. В ходе трехлетнего рассмотрения Постоянная комиссия Совета экономической взаимопомощи по геологии два раза обращалась в Исполнительный комитет организации для проведения согласования наиболее спорных вопросов. Выводы. Результатом такого продолжительного и порой острого переговорного процесса стало то, что основные положения соглашения о создании Международной геологической экспедиции в МНР кардинально отличались от первоначальных предложений монгольской стороны. Определяющими для будущего функционирования экспедиции стали совещания 1972–1973 гг., так как в ходе них было сформировано основное целеполагание экспедиции. Монгольская сторона при внесении предложения о создании Международной геологической экспедиции составила его так, чтобы работа будущей экспедиции велась параллельно с мероприятиями по проблеме № 11 «Геологическое строение и закономерности размещения месторождений важнейших полезных ископаемых на территории МНР» и не пересекалась с ней тематически, однако этой идее воспротивились европейские социалистические страны. Затем, в ходе июльского совещания 1973 г., была запущена новая инициатива монгольской стороны, заключавшаяся в том, чтобы будущая экспедиция занялась детальной разведкой трех месторождений, идея совместной разработки которых в то время лоббировалась монгольскими представителями в органах Совета экономической взаимопомощи. Корни этих противоречий, по нашему мнению, лежат в разном видении целей работы Международной геологической экспедиции у Монголии и европейских стран социалистического лагеря. Тем не менее сам факт учреждения Международной геологической экспедиции в МНР можно расценивать как вполне положительный опыт вследствие того, что это была одна из немногих монгольских инициатив в рамках Совета экономической взаимопомощи, завершившихся подписанием многостороннего соглашения.

В конце XIX – начале XX в. усилилось противостояние России и Великобритании в Персии, сопровождавшееся проникновением других великих держав (Франции, Германии, США) в регион Ближнего и Среднего Востока. В этих условиях традиционные экономические методы распространения своего влияния в Персии, применявшиеся Россией, оказались недостаточными. Целью настоящего исследования стало обоснование факта открытия российских образовательных учреждений в Северной Персии как нового способа реализации политических целей России в этой стране. Задачей работы стало подтверждение с помощью архивных документов положения о том, что деятельность русско-персидских школ в указанный период должна была способствовать формированию у персидского населения положительного образа России. Материалы и методы. Важнейшими источниками, характеризующими процесс открытия русско-персидских школ в Северной Персии (их цели и задачи, постановку учебного процесса, конкретные результаты), стали обнаруженные в фондах Российского государственного исторического архива документы как центральных органов власти, так и дипломатических, экономических и военных учреждений Российской империи в Персии. Достичь поставленной цели исследования удалось с помощью использования аналитического и обобщающего методов с применением сопоставительного сравнения историографических сведений с архивными материалами. В результате были выявлены предпосылки возникновения русско-персидских школ в Северной Персии, определена обоснованность их деятельности именно в этом регионе страны, четко прослежен контекст конкуренции России с другими государствами в этом деле и сделаны выводы следующего характера: российское правительство ясно осознавало необходимость открытия школ, которые бы распространяли среди населения Персии русский язык и представления о России; контингент выпускников этих учебных заведений стал бы важным элементом реализации интересов России как в торгово-экономической сфере, так и в политической, несмотря на разные сложности, в первую очередь финансового характера; школы пользовались популярностью у персов как в Тегеране, так и в других городах Северной Персии.