Статья: Имманентная критика «Предложения ЕС» в контексте диалоге Белград – Приштина (2024)

Рецензия на книгу: Crossman J. 2024. Superstition, Management and Organisations: Irrationality, Randomness, and Chaos in Decision Making. Palgrave Studies in Workplace Spirituality and Fulfillment. Palgrave Macmillan, Cham. 267 р. DOI: 10.1007/978-3-031- 59020-7.

XVIII в. во многих отношениях определил судьбу Российской империи. В стране созревали внутренние предпосылки для модернизации, были достигнуты серьёзные внешнеполитические успехи. Пётр I «прорубил окно» в Европу, а Екатерина II решила задачу открытия для России Чёрного моря. Последнее не только позволило перенести центр земледелия России в южные плодородные земли, но и открыло путь к новым международным морским путям. Геополитические возможности страны заметно расширились. Оказалась «приоткрытой» даже дверь в Африку. До получения выхода в Чёрное и Средиземное моря контактов у России со странами Северной Африки практически не существовало. Именно в екатерининскую эпоху возникла возможность российского взаимодействия с Египтом, Алжиром, Марокко, Тунисом и Триполи. В данной статье исследуются внешнеполитические инициативы России в Северной Африке в царствование Екатерины II. Российская деятельность на этом континенте дополняла усилия на главном для внешней политики Российской империи во второй половине XVIII в. горизонте противоборства с Турцией. Используя сепаратистские движения на окраинах Османской империи, Россия добивалась ослабления и отвлечения сил своего противника во время русско-турецких войн. В мирное время Россия стремилась обеспечить безопасность своих торговых судов. Во второй половине XVIII – начале XIX вв. российская торговля в Средиземном море страдала от нападения корсаров варварийских государств, а именно Туниса, Алжира и Триполи. Для разрешения этой проблемы Россия оказывала давление на Порту, а также пыталась заключить мирные договоры с государствами Северной Африки. Первые шаги России на Африканском континенте были очень скромными, не лишёнными авантюризма, и далеко не все планы удалось реализовать. Статья написана на базе документов из Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) и Российского государственного архива древних актов (РГАДА), которые позволяют понять, как принимались решения и велись переговоры со странами Северной Африки. Некоторые аспекты первых российско-африканских контактов рассматривались в российской и зарубежной исторической литературе, но большее внимание уделялось отдельным сюжетам и странам. В данной статье предпринята попытка всестороннего обозрения причин и содержания внешней политики России XVIII столетия в отношении Северной Африки.

Статья посвящена формированию представлений о «цивилизационной» многополярности (понимаемой как множественность центров силы, представляющих отличные друг от друга цивилизации, в международной политике) у русских религиозных мыслителей. Анализируется постепенное вызревание идеи наличия в мире нескольких цивилизаций, помимо западной (романо-германской), складывание представлений о потенциале становления каждой из них полюсом силы и о месте России в условиях прогнозируемых изменений в системе международных отношений. Рассматриваются первые ростки критики европоцентризма у тех русских философов и публицистов, для которых православие и религиозное мышление являлись принципиальной исходной точкой в рассуждениях. Отмечается медленное преодоление пережитков «русского европеизма» и планов колониального передела мира у русских мыслителей второй половины XIX века. Прослежены конкретные этапы формирования представлений о цивилизационной многополярности, становившихся всё более выраженными при движении от Н. Я. Данилевского к В. И. Ламанскому и, далее, к К. Н. Леонтьеву. Рассматриваются преломления идеи о грядущей мировой войне и «пробуждении Востока» в концепциях религиозных мыслителей рубежа XIX–XX веков, включая В. А. Грингмута, Л. А. Тихомирова, Э. Э. Ухтомского, С. Н. Сыромятникова. Демонстрируется прогностическая ценность всех перечисленных концепций. Особое внимание уделено евразийцам 1920-30-х годов: постепенному формулированию их лидерами Н. С. Трубецким и П. Н. Савицким доктрины перехода системы международных отношений в состояние автаркичных «миров»-цивилизаций, а также религиозному обоснованию желательности такой трансформации.

Идейное измерение международных отношений и внешней политики отдельных стран представляет собой самостоятельное поле взаимодействия. Его изучение неизбежно происходит на стыке политической теории и философии. В социально-политической области яркая метафора, которая является базовым инструментом познания, может овладеть умами околополитических слоёв и надолго стать для них «когнитивным ключом», объясняющим политику. Однако она не только может давать необходимое для практических действий понимание контекста и внутренней логики событий, но и может стать своеобразным фильтром при восприятии происходящего, тем самым неявным образом ограничивая свободу воли воспринявшего метафору субъекта. При этом идеализм, постулирующий первичность идей по отношению к материи, подразумевает и возможность преобразования материальной реальности в соответствии с заданными идейными основаниями. Таким образом, метафора может быть сильнейшим инструментом политики. Органическая метафора Руссо, а особенно выстроенные на её основе концептуальные основы политики Вудро Вильсона, рассматриваются в настоящей статье как пример инструментального использования политической метафоры. В исследовании показано, как США использовали метафору для форматирования идейного уровня европейской политики, а сейчас делают это на континентальных пространствах Евразии. В прошлом веке концепт наций позволял расщеплять на неконкурентоспособные части любое конкурирующее образование. Однако борьба с империями, под знаменем которой прошла большая часть прошлого века, отнюдь не закончилась с их фактическим распадом. В современных условиях США, исходя из принципа divide et impera, последовательно противостоят любым интеграционным объединениям, возникающим на пространствах Евразии.

Статья посвящена проблеме оценки капитала китайской диаспоры (зарубежных китайцев) в мире. Цель статьи – оценить объём этого капитала в абсолютном выражении и определить его способность влиять на экономическое развитие отдельных стран и регионов мира, в том числе на экономику КНР. Автор поставил задачи собрать и обобщить все доступные оценки капитала китайской диаспоры, которые проводились учёными в период с 1949 г. и позднее; изучить имеющиеся методики оценки и на их основе выработать собственные предложения по оценке капитала китайской диаспоры в 2015–2023 гг.; на основе авторских расчётов составить карты распределения этого капитала по странам и регионам мира в абсолютных цифрах и в процентном отношении к ВВП отдельных стран и регионов; выявить основные отрасли предпринимательской деятельности и определить степень влияния китайской диаспоры на отраслевых рынках отдельных стран и регионов; сравнить доли капитала китайской диаспоры и накопленных прямых зарубежных инвестиций КНР в ВВП принимающих стран и регионов мира. Работа основана на данных китайской и международной статистики. Расчёт капитала китайской диаспоры в 2015–2023 гг. и его географическое распределение базируется на данных о рыночной капитализации и стоимости крупных предприятий зарубежных китайцев. Для проведения расчётов автор определяет восемь стран и регионов с высокой степенью бизнес-активности зарубежных китайцев (Индонезия, Малайзия, Сингапур, Таиланд, Филиппины, США, Гонконг и Фиджи), процентное соотношение крупного бизнеса и СМП (средних и малых предприятий) зарубежных китайцев в этих восьми и во всех остальных странах и регионах, а также учитывает условие, что 75% капитала китайской диаспоры приходится на указанные восемь стран и регионов с высокой степенью бизнес-активности китайской диаспоры. Для качественной оценки капитала китайской диаспоры использован метод сравнительного анализа. В настоящее время капитал китайской диаспоры оценивается автором минимум в 5 трлн долл. (без учёта активов предприятий Гонконга, Макао и Тайваня, не имеющих отношения к китайской диаспоре). Он размещён на пяти континентах, способен заметно влиять на экономику более чем 50 стран мира, включая КНР, и является существенным дополнительным финансовым ресурсом КНР за рубежом, особенно в странах, где КНР не имеет возможности напрямую реализовывать свои экономические проекты.

Статья посвящена актуальным тенденциям в области финансового управления в Европейском союзе (ЕС), а именно – регулированию прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Введение наднациональных механизмов проверки ПИИ в ЕС в 2019 г. не только знаменует собой распространение метода многоуровневого управления, продвигаемого Европейской комиссией, но и меняет конфигурацию ЕС как мирового участника инвестиционных транзакций, затрагивая напрямую огромное количество стейкхолдеров. Исследование преследует цель зафиксировать новую институциональную архитектуру регулирования ПИИ в ЕС, которое с принятием Регламента ЕС 2019/452 осуществляется в формате многоуровневого управления. Для этого необходимо ответить на исследовательский вопрос о причинах, по которым ЕС изменил свой подход к регулированию ПИИ от неолиберального и свободного движения капиталов (негативная интеграция) на введение общих европейских правил мониторинга (позитивная интеграция). В качестве теоретико-методологической основы использована концепция многоуровневого управления и теория секьюритизации Копенгагенской школы международных отношений. Исследование выполнено в русле неоинституционализма, что позволяет анализировать, как институты (в данном случае – Европейская комиссия) осуществляют артикуляцию коллективных интересов в политике, и конструктивизма, в рамках которого Комиссия рассматривается как агент, создающий и продвигающий дискурс секьюритизации. В результате исследования было установлено, что через секьюритизацию китайских ПИИ Комиссия добивалась легитимации своих инициатив по введению наднационального регулирования. Принятый Регламент ЕС 2019/452 по своему типу является «законодательством начального уровня» (entry-level legislation), а значит, предполагает в будущем внесение поправок через включённый в него механизм ревизии и, как следствие, расширение компетенций Комиссии в данной сфере. Подтверждением этому стало опубликованное в январе 2024 г. предложение Комиссии о фактическом ужесточении Регламента. Приведены данные в пользу того, что изменение подхода ЕС в области инвестиций от неолиберального к протекционистскому отражает глобальную тенденцию, поскольку другие центры силы (США и Китай) также располагают инструментами по мониторингу ПИИ. Проанализированы события-триггеры, которые способствовали геополитическому переосмыслению подхода ЕС к иностранным инвестициям: от открытости к осознанию возможных угроз коллективной безопасности и общественного порядка. Проведена аналогия с тем, как Комиссия использовала дискурс секьюритизации в сфере энергетики, что привело к частичной коммунитаризации данной политики посредством многоуровневого управления. Выводы, сделанные в ходе исследования, оставляют вопросы для дальнейшего обсуждения, в частности, требует прояснения сюжет о том, как именно секьюритизация обеспечивает легитимность инициативам Комиссии.

Исследование посвящено определению ключевых характеристик и особенностей инклюзивного роста Европейского союза на современном этапе. В настоящее время ЕС как интеграционное объединение сталкивается с рядом внутренних вызовов, связанных с расхождением экономических интересов стран-участниц и неравномерным распределением выгод и издержек от «двойного перехода» в условиях снижения конкурентоспособности европейской экономики на мировой арене. Стратегическим ответом на эти вызовы стало формирование в ЕС экономики умного, устойчивого и инклюзивного роста. Целью данного исследования является выявление основных черт современной модели инклюзивного роста Европейского союза, а также её сущности и внутренних противоречий. Исследовательский вопрос сформулирован следующим образом: можно ли считать современный экономический рост в ЕС инклюзивным, и какого уровня зрелости он достиг? Методология исследования включает качественный и количественный анализ. Качественный анализ связан с разработкой системы категорий и типологизацией инклюзивного роста в контексте современной европейской модели. Количественный анализ основан на сравнении экономического и социального положения стран ЕС с использованием многомерных индексов развития и благосостояния: Индекса инклюзивного роста ЮНКТАД, Индекса человеческого развития ООН, Индекса благополучия Института Legatum и Индекса счастья Оксфордского университета. Были проанализированы результаты реализации стратегии «Европа 2020», определившей ориентиры инклюзивного роста до 2020 года. Установлено, что наибольших успехов в достижении комплексного инклюзивного роста добились страны Северной и Континентальной Европы, наименьших — страны Центрально-Восточной Европы. Выявлены следующие противоречия в реализации инклюзивного роста в ЕС: конфликт интересов настоящего и будущих поколений при реализации «зелёного курса», расхождение интересов малых и крупных экономик Евросоюза, а также новый прогрессивный тренд, заключающийся в одновременном сокращении неравенства в обществе и ускорении экономического роста ЕС. Полученные выводы позволили определить характерные черты модели инклюзивного роста ЕС как воспроизводимого цикла возникновения социально-экономических противоречий и их разрешения на уровне Союза. Результаты анализа модели инклюзивного роста Европейского союза могут быть адаптированы и использованы для развития поддержки инклюзивного роста в ЕАЭС, а также для определения приоритетов и механизмов государственной социально-экономической политики стран – участниц Евразийского экономического союза.