SCI Библиотека

Статья исследует воздействие советской культурной политики на эволюцию жанровой системы анимационного кино в период с 1953 по 1991 год. Актуальность исследования обусловлена необходимостью комплексного изучения механизмов прямого и косвенного влияния государственной идеологии на художественные особенности анимации, что играло определяющую роль в формировании культурного ландшафта эпохи. Предметом исследования является взаимосвязь между советской культурной политикой и жанровым развитием отечественного аниматографа. Основное внимание сосредоточено на детальном анализе поэтапной трансформации жанровых моделей, принципиальном изменении визуально-нарративных стратегий и сложном диалектическом соотношении между идеологическими требованиями и творческим поиском авторов. В работе системно проведена научная периодизация развития жанров и тщательно исследована устойчивая корреляция между кардинальной сменой политических курсов и последующей модификацией сюжетных структур. Для написания статьи применены сравнительный метод, историко-контент-анализ, а также метод систематизации и синтеза данных, что позволило объективно оценить влияние государственной идеологии на жанровую структуру анимационных фильмов. Особое внимание уделено систематизации жанров по временным периодам и трансформации сюжетных схем под влиянием политических установок. Цель работы - определить роль государственной культурной политики в формировании жанрового разнообразия советской анимации. В заключении представлены выводы, расширяющие понимание взаимосвязи идеологии и художественного языка анимации. Исследование демонстрирует, как государственные инициативы стимулировали развитие одних жанров (например, воспитательных и пропагандистских) и ограничивали другие. Новизна исследования заключается в подходе, объединяющем историко-контентный анализ и сравнительный метод, чтобы рассматривать анимацию как зеркало культурно-политических процессов советского времени. Материалы статьи могут быть полезны специалистам в области киноведения, культурологии и истории анимации, а также всем, кто интересуется механизмами взаимодействия искусства и власти в СССР.

Предметом исследования является вокальный цикл Г. В. Свиридова «Песни странника» на стихи китайских поэтов в переводе Ю. К. Щуцкого. Значение этого произведения существенно выходит за рамки простого обращения к восточной поэзии. В статье рассматриваются особенности музыкального воплощения китайской поэзии в вокальном цикле Г. В. Свиридова «Песни странника». На примере песни «Возвращение на родину» проводится детальный анализ музыкально-выразительных средств, используемых композитором для передачи поэтических образов. Особое внимание уделяется работе с фактурой, гармонией и формой, а также способам создания синтеза русской музыкальной традиции и китайской поэтической образности. Исследуется роль фортепианного сопровождения в создании художественного целого. Выявляются характерные черты позднего стиля Свиридова в контексте межкультурного диалога. Исследование основано на комплексном подходе, включающем историко-культурологический, текстологический и музыковедческий анализ. Применяются методы сравнительного анализа, структурно-функционального анализа и семантической интерпретации музыкального текста. Научная новизна исследования заключается в выявлении уникальных механизмов трансформации китайской поэтической образности в контексте русской музыкальной традиции. Впервые детально проанализированы специфические приемы, позволившие Свиридову достичь органичного синтеза восточной поэтической созерцательности с западной композиторской техникой. Выводы исследования демонстрируют, что великий советский и российский композитор Георгий Васильевич Свиридов создал оригинальный музыкальный язык, избегая прямого цитирования или поверхностной стилизации под китайскую музыку. В цикле прослеживается особый тип мелодики, сочетающий распевность русского романса с лаконизмом восточной поэзии, тщательно продуманная фактурная драматургия, гибкая метроритмическая организация и особая работа с тембром. Значение произведения выходит за рамки эксперимента в области межкультурного диалога, затрагивая универсальные темы человеческого бытия.

В статье рассматривается деятельность выдающегося русского советского хореографа, балетмейстера, педагога и танцовщика П. А. Гусева в период его работы в Китайской Народной Республике в 1950-е годы XX столетия. В ней дается характеристика творчества Гусева в аспекте общего его влияния на процесс становления китайской классической хореографической школы. Отражены особенности, формы и методы его педагогической работы, подчеркивается разнообразие и многогранный ее характер. Отмечается стремление Гусева к обучению и воспитанию нового поколения китайских балетмейстеров-постановщиков и танцовщиков в процессе занятий на курсах балетмейстеров в Пекинском хореографическом училище, а также первой в Китае балетной труппы - Экспериментальной труппы балета, входяшей в состав Пекинского хореографического училища (ныне Центральная балетная труппа Китая), сочетающих тенденции классического мирового хореографического искусства и традиции великого национального танцевального искусства Китая. В статье представлен анализ постановок классических балетов Гусевым совместно со студентами и молодыми китайскими хореографами, обучающимися на курсах балетмейстеров. Среди них «Лебединое озеро» П. И. Чайковского, «Корсар» и «Жизель» А. Адана. Описан процесс подготовки и хода репетиций этих балетов. Дана подробная характеристика первого китайского национального балета «Красавица-рыбка», получившего впоследствии название китайской танцевальной драмы. Представлен анализ результатов деятельности П. А. Гусева как основы дальнейшего развития и процветания китайского классического хореографического искусства. В заключение делается вывод о значимости организации курсов балетмейстеров и танцевальной школы в Пекинском хореографическом училище, выдающейся роли в ней П. А. Гусева и о необходимости взаимодействия и продолжения сотрудничества в области балета между КНР и СССР, заложенных советскими деятелями в середине прошлого столетия.

Объектом исследования является орнамент “морские волны и утёсы” (海水江崖纹). Предмет исследования - его применение на фарфоре и текстиле династий Мин и Цин. Основное внимание уделено происхождению узора и процессу его межмедиального распространения, с акцентом на сравнительный анализ композиционного построения, цветовой гаммы и технических приемов исполнения. Выявляется не только символическая значимость, но и трансформация художественных качеств узора. В исследовании анализируется, каким образом «морские волны и утёсы», обладая благопожелательным смыслом, из императорского символа на минском фарфоре трансформировались в украшение маньчжурских дворцовых одежд эпохи Цин, а затем в доступный для простого народа мотив. Далее рассматриваются преемственность и инновации из области применения данного узора в современном текстильном дизайне, а также его жизнеспособность в контексте современной художественной практики. Исследование показывает, что узор «морские волны и утёсы» сохраняет свою символическую сущность при различном применении, но в то же время приобретает различные визуальные формы, зависящие от материала и техники исполнения. Он является ярким примером культурной диффузии. Методологическая основа исследования включает в себя два основных подхода: анализ письменных источников и исследование музейных экспонатов. Исследование предлагает новый междисциплинарный подход, который сочетает в себе искусствоведческий и культурологический анализ, а также теорию культурной коммуникации. Настоящее исследование частично восполняет пробел в изучении межмедиальных аспектов традиционных декоративных узоров, предлагая новый академический подход к их анализу. Кроме того, работа может служить основой для интеграции традиционных мотивов в современный дизайн и художественное проектирование. В отличие от предыдущих работ, сосредоточенных преимущественно на императорской символике узора, данное исследование впервые осуществляет сравнительный анализ узора на фарфоре и текстиле, выявляя ключевые эстетические и технологические различия; рассматривает эволюцию узора в контексте его современной интерпретации, акцентируя внимание на изменении его символического значения и роли в модной индустрии, дизайне интерьера и цифровом искусстве; обобщает сведения исторического и искусствоведческого характера, демонстрируя, как традиционный узор адаптируется к современным тенденциям дизайна.

Статья посвящена вопросу о специфике понимания дизайна в разных регионах. В узком смысле дизайн - продукт культуры модернизма, и его истоки можно проследить еще в европейской рациональности времен Просвещения. Однако к сегодняшнему дню понимание дизайна сильно расширилось, и разные регионы мира предлагают разное понимание дизайна, внося свой вклад в «науку» о дизайне. Цель статьи - на основе анализа современного тренда в средовом дизайне «japandi», предполагающего смешение традиций скандинавского (североевропейского) и японского дизайна, обозначить сходства и различия в понимании дизайна в Японии и странах Северной Европы. И хотя «japandi» - тренд 2020-х годов, необходимо отметить, что влияние японского дизайна на североевропейский можно проследить еще в середине ХХ века. Исследование опирается на компаративный метод, предлагая сравнение разных моделей дизайна в контексте географических, историко-культурных и социально-экономических особенностей регионов. Следуя Н. Скоу и А. Мунку, авторы анализируют североевропейский дизайн с помощью ключевых слов: «север», «природа», «модели» [общественного благосостояния] и «минимализм». Авторы заключают, что специфика североевропейского дизайна в целом строится на идее «умеренности» - балансе природы и культуры, функционализма и поп-культуры, он социально ориентирован и, как следствие, прост, но не строг в своей приверженности простоте. Это делает его доступным и понятным каждому. При этом дизайн здесь - «образ жизни». Продолжая логику ключевых слов, авторы заключают, что основными для японского дизайна являются: «традиция», «природа», «минимализм» и «забота». В японском дизайне созидание нового происходит путем встраивания в старое. Его минималистичность обусловлена не только влиянием буддизма и традиционной эстетики, в частности простоты «ваби», но и в целом «вестернизацией». Также «японский минимализм» связан с заботой о других людях, он «созерцателен», чему способствует традиционная связь с природой и эстетика потертостей «саби». Хотя дизайн в обоих регионах стремится к покою, гармонии с природой и простоте форм, в целом японский дизайн «созерцательный», а североевропейский - «умеренно уютный» («хюгге»). «Japandi» - это западный тренд, ппредлагающий «уютную» Японию «для всех».

Статья посвящена вопросу интермедиальной природы художественного творчества в начале XX в. Целью исследования является уточнение содержания понятия «интермедиальность» и применение его к опере «Победа над Солнцем». В рамках работы осмысляются такие аспекты теоретической деятельности К. Малевича, которые свидетельствуют о синтетическом творческом сознании художника. Выделяются такие важные для мировоззрения и творчества Малевича понятия, как «мысль» и «возбуждение», которые соотносятся с синтетическими устремлениями деятелей культуры эпохи. В статье производится экстраполяция концепции паритетной интермедиальности на материал оперы, а также предпринимается попытка найти в произведении А. Крученых, К. Малевича и М. Матюшина отражение общего синтетического «шифра» эпохи. Результаты данного исследования помогут глубже понять взаимосвязь между разными видами искусства на рубеже веков и раскрыть важность диалога между различными формами художественного выражения для формирования культурного контекста того времени.

В качестве объекта исследования автором рассматриваются современные сериалы в аудиовизуальном пространстве. Предмет исследования раскрывает аспекты, связанные с развитием и влиянием сериалов, включая их историческую эволюцию, жанровое разнообразие, социально-культурное воздействие, экономические и технологические факторы. В статье подробно рассматриваются история развития сериального формата, его влияние на общество, экономика сериалов в условиях цифровой трансформации, а также технологические инновации, изменившие способы производства и потребления контента. Особое внимание уделяется влиянию сериалов на массовую культуру, формирование зрительских предпочтений и их роли в глобализации медиарынка. Теоретической и методологической базой при написании данной работы послужили труды отечественных исследователей Л. Попова, О. Ромах, А. Прохорова, Е. Кузнецовой, М. Сидорова, В. Новикова, А. Захарова, В. Петрова, П. Иванова, Т. Смирновой, Д. Орлова, Н. Федоровой, С. Лебедева, а также зарубежных исследователей M. Williams, E. Richards, S. Lewis, M. Jones, D. Miller, J. Mitchell, R. White, C. Hall, P. Jenkins, J. Wilson. Методы исследования включают контент-анализ научных и публицистических источников, сравнительно-исторический метод для изучения эволюции сериалов, а также системный подход, позволяющий комплексно оценить влияние сериального медиума на общество, культуру и экономику. Основные выводы исследования показывают, что сериалы в XXI веке превратились в мощный инструмент влияния на социальные процессы, формируя общественные дискурсы и ценностные ориентиры. Они не только отражают современные тенденции, но и активно участвуют в их формировании, становясь элементом глобального культурного обмена. Кроме того, экономические и технологические изменения привели к появлению новых форматов сериалов, таких как интерактивные проекты и контент, персонализированный с использованием алгоритмов искусственного интеллекта. Основной вклад автора заключается в комплексном анализе сериального медиума с учетом его исторического развития, современного влияния и перспектив эволюции. Научная новизна исследования заключается в междисциплинарном подходе к изучению сериалов, сочетающем культурологический, экономический и технологический анализ. Работа расширяет представления о влиянии сериалов на глобальные медиапроцессы и подчеркивает их роль как одного из ведущих форматов современного искусства и массовой коммуникации.

Традиционная китайская культура, насчитывающая несколько тысячелетий, отличается своей автохтонностью и синкретизмом, а также удивительной жизнеспособностью. Настоящая статья актуализирует вопрос о том, что является сущностью традиционной китайской культуры, как можно определить ее специфику. В статье объектом исследования является традиционная культура Китая как феномен, её духовно-ценностное ядро, материальное наследие и историческая динамика. Предметом исследования являются сущность и специфика традиционной китайской культуры, структурные и исторические особенности ее развития. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы как структура традиционной китайской культуры и исторические аспекты. Особое внимание уделяется противоречию между духовно-материальным наследием и духовно-мировоззренческими основами культуры. Цикличности восприятия традиционной культуры в Китае, включая её использование как инструмента «мягкой силы» для укрепления глобального влияния и преодоления кризиса идентичности. Для достижения цели использовали следующие методы исследования: структурно-исторический анализ; ретроспективный анализ эволюции культурных представлений; изучение историографических источников («24 династийных истории») и сравнительный подход к различным историческим периодам (династийный, постреволюционный, современный). Структурная специфика традиционной китайской культуры определяется синкретизмом духовно-ценностного ядра «саньцзяо» (конфуцианство, даосизм, буддизм) и духовно-материального наследия, включающего каллиграфию, боевые искусства и декоративно-прикладное искусство, с ключевыми концепциями «дао», «жэнь», «у син», «цзысяо» и конфуцианскими добродетелями. Хронологические границы традиционной культуры ограничены эпохой Маньчжурской династии (до XIX века), обусловленные сменой политико-культурного вектора в XIX веке, после которой началась её трансформация под влиянием вестернизации, марксизма и реформ Дэн Сяопина. Историческая динамика демонстрирует цикличность: этапы отрицания (при Мао, вестернизация) и возрождения (реформы Дэн Сяопина, современная «мягкая сила»). Конфуцианско-дао-буддийская основа доминастических и династических периодов уступила место идеологическим кризисам XX века, а в современную эпоху наблюдается возврат к традициям как инструменту «мягкой силы» для укрепления глобального влияния и преодоления кризиса идентичности. Идеологическая эволюция отражает адаптацию культуры к политическим изменениям при сохранении глубинной связи с автохтонными философско-религиозными учениями, что подчеркивает роль традиции как стабилизирующего фактора в условиях модернизации.

Традиционная китайская культура, насчитывающая несколько тысячелетий, отличается своей автохтонностью и синкретизмом, а также удивительной жизнеспособностью. Настоящая статья актуализирует вопрос о том, что является сущностью традиционной китайской культуры, как можно определить ее специфику. В статье объектом исследования является традиционная культура Китая как феномен, её духовно-ценностное ядро, материальное наследие и историческая динамика. Предметом исследования являются сущность и специфика традиционной китайской культуры, структурные и исторические особенности ее развития. Автор подробно рассматривает такие аспекты темы как структура традиционной китайской культуры и исторические аспекты. Особое внимание уделяется противоречию между духовно-материальным наследием и духовно-мировоззренческими основами культуры. Цикличности восприятия традиционной культуры в Китае, включая её использование как инструмента «мягкой силы» для укрепления глобального влияния и преодоления кризиса идентичности. Для достижения цели использовали следующие методы исследования: структурно-исторический анализ; ретроспективный анализ эволюции культурных представлений; изучение историографических источников («24 династийных истории») и сравнительный подход к различным историческим периодам (династийный, постреволюционный, современный). Структурная специфика традиционной китайской культуры определяется синкретизмом духовно-ценностного ядра «саньцзяо» (конфуцианство, даосизм, буддизм) и духовно-материального наследия, включающего каллиграфию, боевые искусства и декоративно-прикладное искусство, с ключевыми концепциями «дао», «жэнь», «у син», «цзысяо» и конфуцианскими добродетелями. Хронологические границы традиционной культуры ограничены эпохой Маньчжурской династии (до XIX века), обусловленные сменой политико-культурного вектора в XIX веке, после которой началась её трансформация под влиянием вестернизации, марксизма и реформ Дэн Сяопина. Историческая динамика демонстрирует цикличность: этапы отрицания (при Мао, вестернизация) и возрождения (реформы Дэн Сяопина, современная «мягкая сила»). Конфуцианско-дао-буддийская основа доминастических и династических периодов уступила место идеологическим кризисам XX века, а в современную эпоху наблюдается возврат к традициям как инструменту «мягкой силы» для укрепления глобального влияния и преодоления кризиса идентичности. Идеологическая эволюция отражает адаптацию культуры к политическим изменениям при сохранении глубинной связи с автохтонными философско-религиозными учениями, что подчеркивает роль традиции как стабилизирующего фактора в условиях модернизации.

Темой настоящего исследования является публичное искусство в Европе на рубеже XIX-XX веков. Работа представляет собой критическое переосмысление устоявшегося взгляда, согласно которому публичное искусство рассматривается исключительно как продукт американского теоретического дискурса. Автор детально анализирует процессы формирования концептуальных оснований европейского публичного искусства, а также специфику их практического воплощения в общественных пространствах. Полученные результаты свидетельствуют о том, что период с конца XIX века до начала Первой мировой войны стал ключевым этапом становления публичного искусства как института - этапом, характеризующимся развитием художественных практик, оформлением организационных структур и установлением международных связей. Именно в этот период была заложена концептуальная основа публичного искусства, ориентированная на определение, защиту и распространение «общественных интересов в искусстве». При этом характерной чертой типичных практик служили акцент на социальной эстетической ответственности и учёт локального контекста. Впоследствии различные интерпретации понятия «общественный интерес» со стороны политических элит, художественных институций, социальных акторов и широкой общественности привели к значительной диверсификации как практик публичного искусства, так и самого понимания общественности. В статье, на основе комплексного анализа теоретических и эмпирических материалов, исследуется происхождение термина «паблик-арт», а также представляется исторический обзор его международного распространения, развития соответствующих художественных форм и сопряжённых с ними социальных практик. Результаты проведенного исследования показывают: анализ исторических документов, относящихся к моменту возникновения термина “паблик-арт”, выявил, что паблик-арт в Европе конца XIX - начала XX веков оказал руководящее влияние на практику паблик-арта по всему миру и на международные отношения, и даже есть основания полагать, что концепция “паблик-арт” как широко принятого понятия зародилась именно в тот период. Новизна исследования заключается в том, что ранее ученые, изучая тему “паблик-арта”, часто опирались на американские теории или на концепции паблик-арта времен новой политики Рузвельта, упуская из виду влияние Европы на развитие “паблик-арта”. Автор предлагает и подчеркивает важность вклада Европы в развитие, практику и влияние концепции “паблик-арт”.