SCI Библиотека

В статье рассматриваются культурно-политические и религиозно-философские идеи русского мыслителя К. Н. Леонтьева, посвященные прояснению цивилизационных взаимоотношений между Россией и Западным миром. Эти идеи артикулируются в контексте высказываний русских интеллектуалов XIX - начала XX в. (П. Я. Чаадаев, Н. Я. Данилевский, В. Ф. Эрн) в рамках компаративно-аналитического подхода в области исследований философии российской истории. Автор подчеркивает цивилизационное единство между Западным и Восточным мирами как двумя оригинальными центрами универсально-христианской культуры, возникшей на почве греко-римской древности. Учение Леонтьева помогает раскрыть это, поскольку в нем просматривается перспектива для понимания цивилизационного единства христианского мира, хотя и поколебленного церковными разделениями. Априорный русско-европейский антагонизм, который защищался Данилевским и к которому принято возводить философию Леонтьева, в действительности не был близок последнему. Восхищение старой европейской культурой, в качестве образца заданное для русской философии Чаадаевым, безоговорочно разделялось Леонтьевым; но в то же время это не мешало ему быть строжайшим критиком эгоцентризма, который поражал европейское сознание в Новое время. Духовная критика Леонтьева во многом аналогична духовной критике В. Ф. Эрна, направленной против интеллектуализма европейской цивилизации, практически выразившегося в германском милитаризме, спасение от которого оба мыслителя видели в решительно-наступательных действиях русской власти. Мысль Леонтьева, несмотря на неудачу с точки зрения ее политической реализации, тем не менее существует в трансисторическом диалоге с творчеством других русских интеллектуалов и позволяет увидеть цивилизационное единство Востока и Запада, поддержание которого прежде всего зависит от духовно-культурных усилий.

В статье рассматриваются эстетическая и политическая программы Г. Р. Державина, отражающие культурные процессы в российской истории эпохи Екатерины II. Кроме того, выявляются интеллектуальные стратегии Державина, определяющие его путь как «первого поэта» России, который формирует художественные, эпистолярные, юридические и политические дискурсы империи. Автор исследует особенности имперского воображения Державина, решающего задачу созидания национальной культуры и государства. В статье показано, что литературный успех Державина, с одной стороны, способствовал его продвижению по службе, с другой стороны, свидетельствовал об интенсивном поиске жанровых и языковых средств выразительности для новой русской словесности. Автор анализирует, как складывался державинский словарь художественных идей и образов, созданный под значительным влиянием эстетического и политического тезауруса эпохи Екатерины II, просветительских нарративов и философско-исторического концепта империи. В статье определено концептуальное ядро общественно-политических и эстетических идеалов Державина, а также показаны формы их воплощения в его художественной и политической практике. Обосновывается цивилизационный подход к изучению философии российской истории, культуры и литературы, где творческий опыт Державина выступает идеалообразующим началом, этическим и эстетическим основанием интеллектуальной и социальной истории России.

Целью работы является историко-правовой анализ системы уголовно-политических репрессий со стороны правоохранительных органов в отношении латышских националистов, действовавших с оружием в руках в 1944 - 1956 гг. на территории республики, а также лиц, активно помогавших «Лесным братьям». Актуальность исследования продиктована попытками современных латышских обществоведов и политиков оправдать антиконституционную деятельность вооруженного подполья, не затрагивая или интерпретируя реальную противоправную деятельность латышских националистов и бывших коллаборантов, сотрудничавших в годы Великой Отечественной войны с оккупационным режимом Третьего Рейха. Задачами исследования стал анализ причин, повлекших за собой систему уголовно-политических наказаний в отношении «Лесных братьев», а также лиц, помогавших продовольствием, людскими ресурсами, одеждой, медикаментами и возможностью отдыха и восстановления сил на удаленных хуторах отрядам вооруженных националистов. Теоретико-методологическим фундаментом работы стали методы анализа, синтеза фактологической базы и сохранившихся источников, хронологический подход в анализе происходивших событий в Латвии в 1944 - 1956 гг. В ходе работы выявлено, что уголовно-политическими репрессиями за указанный период были подвергнуты бывшие легионеры СС и примкнувшие к ним националисты, действовавшие в вооруженном подполье «Лесные братья», а также состоятельные фермеры - «кулаки» и часть «середняков», поддерживавших различными видами помощи боевиков. Кроме этого, для подавления националистического сопротивления органам власти в Латвии были проведены обоснованные депортации лиц в 1940-х - начале 1950-х годов за связь и помощь «Лесным братьям». Установлено, что благодаря проведенной политике выселения в районы Сибири и «раскулачивания» лиц, связанных с националистами, движение «Лесные братья» после 1949 г. пошло на спад, представляя собой к 1956 г. лишь отдельные малочисленные уголовные банды и отдельных боевиков, грабивших местных жителей в удаленных районах республики.

Отношения церковной и гражданской власти в Древней Руси в науке уже давно являются дискуссионными. Высказывались мнения о доминировании высококультурной византийской церкви над слаборазвитым Древнерусским государством, о руководстве княжеской верхушкой над церковными институциями и о паритете между ними, именуемом симфонией. Для решения данной проблемы до сих пор не привлекались Церковные уставы Владимира и Ярослава Мудрого, а также Канонические ответы древнерусских митрополитов Георгия и Иоанна, а также епископа Новгородского Нифонта. Основная проблема статьи сформулирована так: в церковно-государственных отношениях первичен вопрос проявления власти; если его трудно зафиксировать, то маркером, его закрепляющим, является способность делегировать власть; насколько в древнерусских памятниках церковного права отражена возможность делегировать власть? Анализ Церковных уставов показывает, что право суда априори принадлежит князьям, которым они делятся с архиереями. Византийское право было разделено на гражданское и церковное, и все попытки императоров установить контроль над вторым оказались безуспешными. Апелляция к греческому Номоканону в Церковных уставах только усиливала авторитет князей, делегировавших судебную власть архиереям. Если в Канонических ответах Георгия и Нифонта упоминание князей отсутствует, то анализ трех пунктов Канонических ответов Иоанна показал, что митрополит хотя и имеет право руководить князем в богослужебном обиходе, оно не предполагает делегирования полномочий. В статье показано, что патернализм, выражающийся в передаче судебных полномочий князьями архиереям, может пониматься только как ситуативная симфония, легко переходящая в конкуренцию, стороны которой заведомо неравны.

В статье представлены результаты анализа, в том числе правовой оценки, советских правовых актов, устанавливавших ответственность за преступления против мирного населения на оккупированной территории СССР в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Аргументирована обоснованность принятия специальных норм, устанавливавших ответственность за такие преступления, легитимность действий установившего их правотворческого органа. Рассмотрено действие указанных норм во времени и по кругу лиц, определено их соотношение с другими уголовно-правовыми нормами, исследована практика правоприменения.

В статье представлен обзор выступлений и дискуссионного обсуждения участниками проблемных аспектов «круглого стола» на тему «Ответственность за преступления против мирного населения на территории СССР в период Великой Отечественной войны: особенности правовой регламентации и реализации» в рамках Всероссийской научно-практической конференции «XI Юридические чтения: Личность, общество и государство в условиях глобальных трансформаций: юридический взгляд и правовые решения», посвящённой 160-летию со дня рождения выдающегося юриста Анатолия Фёдоровича Кони, 135-летию со дня рождения видного юриста и социолога Питирима Александровича Сорокина, 30-летию Конституции Республики Коми. Тезисно изложены тематика докладов, научно- и практико-правовые позиции научно-педагогических работников и обучающихся, приглашённых «экспертов» - представителей государственных органов - по спорным и актуальным для современной интерпретации вопросам заявленной проблематики, основанной на результатах историко-правового, формально-юридического анализа и применения системного подхода к оценке юридически значимых фактов и обстоятельств, процессуального обеспечения в предметной области, их значения в контексте современного развития Российской Федерации.

Статья посвящена процессу принятия Конституции Республики Коми, которая была разработана в соответствии с новой Конституцией Российской Федерации, принятой 12 декабря 1993 года. Рассматриваются ключевые этапы этого процесса, включая создание Комиссии по подготовке нового основного закона, активное обсуждение проекта Конституции и результаты голосования. Оценивается значение принятия Конституции для развития государственности Республики Коми в рамках федеративного устройства России. Подчёркивается, что новая Конституция отражает общие принципы и ценности, заложенные в Конституции Российской Федерации, и обозначает статус Республики Коми как субъекта Российской Федерации, акцентируя внимание на защите прав и свобод человека.

В статье рассматривается возникновение мошенничества как преступления в России, начиная с Русской Правды и современных ей памятников до дореволюционного периода. Отмечено, что в Русской Правде термин «мошенничество» не употреблялся, однако упоминались некоторые виды деяний этого рода. В период действия Судебника XVI в. и Уложения XVII в. мошенничество приравнивалось к краже и упоминалось в ряде статей об имущественных обманах. С принятием Екатериной II Указа 3 апреля 1781 г. мошенничество в России стало приобретать черты его современного понимания. Авторами рассмотрена также история возникновения мошенничества в Китае. Становление мошенничества можно проследить до эпохи рабства династии Западная Чжоу. Вместе с тем история данного состава преступления не такая длинная, как история кражи и грабежа.

В поздней царской России женщины стали осваивать профессии, прежде считавшиеся мужскими. Привлекательной для них являлась адвокатура, и некоторые россиянки пытались вступить в ее ряды, а отдельным удалось принять участие в судебных процессах в качестве адвокатов. В статье впервые в историографии фокусируется внимание на таких случаях. Применение микроисторической детализации и гендерной исследовательской оптики, а также использование материалов периодической печати, архивной документации и мемуаристики позволяют изучить вопрос о способности женщин к адвокатской практике и те изменения в самой адвокатуре, которые могли последовать за появлением в ней лиц женского пола. Россиянки были замечены в адвокатской деятельности с 1870-х гг., проявляли большую активность в Сибири и Финляндии, где существовали особенные судебные порядки, а в зоне действия Судебных уставов 1864 г. препятствием для них являлось предъявлявшееся к поверенным требование иметь диплом о высшем юридическом образовании. В начале ХХ в. женщины получили право оканчивать юридические факультеты университетов, что давало им повод претендовать на адвокатский труд, и несколько россиянок приняли участие в заседаниях судов поверенными. Однако такие действия пресекались властями, и официальная занятость женщин - дипломированных юристов в адвокатуре делалась невозможной. Тем не менее, часто они трудоустраивались на позициях, позволявших им реализовать полученные знания, нередко занимаясь правовой помощью населению. Работа женщин-адвокатов, как и других россиянок, находившихся на службе закона, имела определенные результаты и получала в основном положительные оценки правоведов, политиков и представителей общественности. Начинался процесс феминизации адвокатуры, и в судебных заседаниях с участием женщин в качестве поверенных специального внимания удостаивался гендерный фактор. Приспосабливаясь к профессии, россиянки подражали мужчинам, в их поведении и манерах уже трудно было разглядеть добродетели, которые традиционно приписывались лицам женского пола. Они приходили в суд защищать чьи-либо интересы подготовленными, освоившими адвокатское мастерство, и выигрывали процессы, а их юридическая деятельность заслуживала доверия клиентуры.

Изложены результаты текстологического изучения трех сочинений Максима Грека. Развитие текста дает возможность заглянуть в творческую лабораторию средневекового публициста, наблюдать процесс восприятия авторского текста русскими книжниками, находившимися в поиске учительного слова, и увидеть проблемы, интересовавшие человека середины XVI в. Просветительские и богословские суждения афонского богослова были востребованными в обществе Московской Руси, когда, по словам Иосифа Волоцкого, «вся сомнятся». Писатель искал пути и способы проникновения учительного слова в душу и сознание православного человека. Авторские редакции Максима Грека рассматриваются как отражение его новых усилий придать убедительность своей проповеди знаний, важных для православного читателя, даже не всегда связанных с конфессиональными вопросами. Пропаганда знания, отстаивание основ христианства, защита веры от лжеучений - в этом заключался смысл проповеднической активности Святогорца. Предметом настоящего исследования стали его сочинения, толкующие патристическое наследие и обличающие апокрифические легенды. В том и в другом случае Максим Грек откликался на запросы своих любознательных адресатов. Логика рассуждений, богатая аргументация, эмоциональная окрашенность слова - таковы достоинства проповеднических речей ученого монаха. По сравнению с судьбой глав в прижизненных кодексах писателя, почти не изменявшихся при копировании, история текста рассматриваемых произведений уникальна. Их текст сохранился в нескольких редакциях и вариантах, принадлежащих как автору, так и книжникам следующих поколений. Произведения не вошли в состав прижизненного Хлудовского собрания сочинений Максима Грека, хотя критический пафос роднит их с последними в Хлудовском кодексе главами 72 и 73. В них писатель тоже полемизирует с книгами, противными истинам православной церкви. Императивный тон, проходящий через весь текст, подчеркивает учительный характер произведений.