В данной статье рассматривается наиболее крупная этнографическая коллекция по башкирской культуре, собранная во второй половине XIX - начале ХХ в., хранящаяся в собрании Дашковского этнографического музея (ныне - Российского этнографического музея, г. Санкт-Петербург). Работа автора с фондами и описями музея показала, что формирование башкирских коллекций началось в результате передачи экспонатов с Первой Всероссийской этнографической выставки в Москве в 1867 г. Пополнение фондов происходило благодаря различным дарителям, в числе которых были ученые, краеведы, учителя. В 1923 г. в музей предметы поступили после участия башкир на выставке ВДНХ. Помимо вещевого материала в музей передавались этнографические фотографии. В целом сформировалось собрание, отражающее разные аспекты традиционной культуры башкирского народа. Уникальными, не имеющими аналогов в других музеях, являются элементы женской и мужской одежды в разнообразии вариантов, головные уборы, украшения, обувь. Также в фондах музея представлены ценные экспонаты по хозяйственной деятельности, быту, музыкальным инструментам. Значимость описей башкирских коллекций в том, что они дают информацию не только о названиях и местах приобретения, но и назначении предметов, технологии изготовления, способах бытования.
«Историко-этнографический атлас Сибири» представляет собой коллективную работу сотрудников Сектора Сибири Института этнографии Академии наук СССР. При выборе тематики «Атласа» основное внимание было обращено на материальную культуру сибирских народов, исходя из того определяющего и решающего значения, которое имеют для истории культуры каждого народа материальные условия его жизни. Однако не были оставлены без внимания и некоторые важные вопросы идеологии сибирских народов, нашедшие выражение в определенных вещевых памятниках. В результате обсуждений коллектив авторов принял следующие темы для исследования и публикации в «Атласе»: 1) Оленный транспорт, 2) Упряжное собаководство, 3) Лыжи, 4) Лодки, 5) Жилище, 6) Верхняя одежда, 7) Головные уборы, 8) Орнамент, 9) Шаманские бубны.
Словарь “Славянские древности” - первый в славистике опыт этнолингвистического словаря традиционной духовной культуры всех славянских народов. Он подводит итог более чем полуторавековому изучению славянских языков, фольклора, мифологии, этнографии, народного искусства. Представляя прежде всего научный интерес, этот труд, в то же время, - увлекательное чтение для самого широкого круга читателей. Словарь повествует о разных сторонах духовной жизни славянских народов. Специальные статьи посвящены народным представлениям о мироустройстве, природе, святых покровителях, поверьям о колдунах, нечистой силе, различных духах.
В словаре подробно рассказывается о народном календаре, обрядах, обычаях, праздниках и семейном укладе славян.
Монография посвящена исследованию и систематическому описанию обычаев ингушей и чеченцев в связи с общим характером их родового быта и культуры в прошлом. В центре внимания автора — изучение вопросов народного быта, юридических понятий, духовной жизни, морально- этических комплексов народных воззрений, преданий обрядово-вербальной поэзии, свадебной и любовной лирики) и т. п. Композиционная структура данного труда определена двумя разделами: теоретическим исследованием и полевыми материалами, собранными автором в результате его двух экспедиций в Нагорную Ингушетию и Чечню в 1891 и 1892 гт.
Для исследователей — кавказоведов, этнологов, правоведов, фольклористов и всех интересующихся проблемами материальной и духовной культуры кавказских народов.
В статье анализируется понятие «традиционализм», выделенное петербургскими учеными в качестве предмета востоковедения. Потребность в уточнении статуса дисциплины возникла в связи с ее переориентацией в начале 2000-х гг. на изучение современного Востока. Если ранее источниками для востоковедов служили письменные памятники истории, философии, права и др., вывезенные первопроходцами и хранящиеся в фондах Европы (Лондона, Парижа, Берлина и др.), а также Петербурга, то сейчас объектом исследования стали живые культуры Востока. Их изучением также занимаются этнография и социально-культурная антропология (этнология). Это родственные дисциплины, однако если первая более тесно связана с народоописанием, исследуя конкретные проявления этнокультурных феноменов: обычаи, ритуалы, верования, символы и т. д., то антропология - со сравнительным народоведением, формулированием теоретико-методологических подходов к изучению этих народов. Традиция, с точки зрения автора, начиная с Античности тесным образом коррелирует с политикой, устремлениями элит. В эпоху Просвещения данное понятие обрело амбивалентное содержание: прогрессисты относились к ней негативно, считая препятствием на пути исторического развития общества, их оппоненты, наоборот, считали, что именно традиция обеспечивает уникальность социуму в процессе его эволюции. Подобное отношение к понятию традиции удерживается в научном дискурсе и сегодня, оно лишено научного содержания и является аксиологической категорией. Отношение к традиции - чуть ли не главное «яблоко раздора» в современном противостоянии между Востоком и Западом. Автором предложено понимание традиционализма, исключающее абсолютизацию как универсализма (прогрессизма), так и уникализма в понимании традиции, которое, с его точки зрения, соответствует принципу научности.
Российская империя в ходе самопознания раньше других, в XVIII столетии, осознала себя страной, богатой народами. Это самопознание, переросшее в самосознание, привело к зарождению в России науки народоведения (этнографии) и национальной идеи многонародности (многонациональности). Через музей, маскарад, рисунки и гравюры изобразительная манера представлять многонародную Россию распространилась в XVIII в. и на фарфор (в исполнении скульптора Рашетта). В честь 300-летнего юбилея дома Романовых Николай II распорядился изваять скульптурную серию «Народности России» в фарфоре. Научным куратором проекта выступил академик Василий Радлов, директор Музея антропологии и этнографии (Кунсткамеры). По данным всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. он составил список из 150 народов, костюмы которых хранились в фондах Кунсткамеры или в рисунках. Работа над серией продолжалась десять лет, с 1907 по 1917 гг., и была прервана на 74-й скульптуре революцией и смертью Радлова, который выступал научным руководителем проекта и в какой-то мере режиссером «императорского театра фарфоровых кукол». Кунсткамера послужила лабораторией научного проектирования серии «Народности России». Не случайно в ее фондах сохранились бисквиты — неглазурованные и нераскрашенные образцы скульптурной серии. Сегодняшняя экспозиция Кунсткамеры воспроизводит замысел «фарфоровой России», в том числе заметные на фигурах хмурые выражения лиц, будто предвещающие грядущее восстание народов против империи народов.
Статья посвящена изучению и научной оценке оригинальной коллекции сингальской хозяйственной утвари МАЭ № 1367. В 1909 г. Совет Императорского Ботанического сада передал в обмен в МАЭ 57 предметов — дублетов этнографических предметов из своих коллекций, в том числе японские (модели сельскохозяйственных машин, садовых орудий) и цейлонские (керамика и предметы для сбора чая). Гончарство и плетение — важнейшие составляющие традиционной материальной культуры основного населения Шри-Ланки/Цейлона. Анализ указанной коллекции дается на фоне описания истории, подготовки и хода специальной экспедиции для изучения тропической природы и сбора тропических растений в Южной Азии. В 1908 г. главный ботаник Императорского Ботанического сада в Санкт-Петербурге Владимир Ипполитович Липский организовал и возглавил экспедицию на остров Цейлон. Большинство ботанических сборов сделал его помощник Александр Иванович Михельсон. Кроме выполнения специальных ботанических задач участники экспедиции целеустремленно изучали и собирали предметы этнографические и позже описали их назначение и место в культурном контексте, проявив тем самым широту научного мышления. Образцы сингальской народной керамики и плетения от Липского оказались первыми предметами такого рода в наших музеях. Набор этих экспонатов весьма содержателен и показателен для культуры региона и вместе с другими аналогичными коллекциями МАЭ дает хорошую базу для научного изучения сингальского гончарства и плетения.
В японском собрании МАЭ РАН представлено много предметов, интересных не только своими художественными особенностями или этнографической ценностью, но и замечательной историей собирания, за которой нередко стоят весьма примечательные персоны. В данной статье речь пойдет о трех поминальных табличках ихай (位牌), из собрания музея. Подобные таблички, начиная с периода Камакура, выступают неотъемлемым аксессуаром буддийского похоронного ритуала. Обычно изготовляются из дерева и покрываются черным и / или золотым лаком; состоят из нескольких декорированных резьбой ступеней подставки, завершающейся «лотосовым пьедесталом», и самой таблички, установленной на пьедестале. С наличной стороны пишется посмертное имя (каймё: 戒 名), рядом указывается дата смерти по системе нэнго: (年号) – эра, номер года, месяца, дня, иногда – и возраст покойного. Не существует единой «стандартной» формы поминальной таблички, ибо разные школы японского буддизма предлагают свою особую форму ихай, а также характерную для традиции данной школы «формулу» буддийского имени. С развитием в период Мэйдзи фотографического дела на табличках также помещаются ритуальные фотографии покойного (иэи 遺影). Одна из хранящихся в МАЭ табличек была привезена известным отечественным китаеведом, японоведом и тангутологом профессором А.И. Ивановым (1878–1937) из поездки в Японию в 1912 г. в составе обширной коллекции. Данная табличка с именем и фотографией упокоившейся женщины имеет вполне стандартную форму и очевидно участвовала в похоронных ритуалах. Две другие таблички относятся к японской коллекции выдающегося отечественного этнографа Л.Я. Штернберга (1861–1927), участвовавшего в III Всетихоокеанском конгрессе в Токио в ноябре 1926 г. Эти две таблички, несмотря на традиционные форму, материалы и технику изготовления, вызывают определенное чувство недоумения, ибо на них вместо каймё: указаны фамилия знаменитого японского антрополога Цубои Сёгоро (坪井博士), скончавшегося в 1913 г. в Санкт-Петербурге, и написанная азбукой катакана фамилия профессора В.В. Радлова (1837–1918), директора МАЭ с 1894 по 1917 г. В статье рассматриваются возможные причины и сопутствующие обстоятельства появления этих табличек в собрании МАЭ.