SCI Библиотека

Строительная надпись топотирита Цулабиги (IOSPE³ V 172) находится на западной стене башни укрепления А. XI (балка Табана-Дере, Мангуп, Крым). Данный эпиграфический памятник, ранее датировавшийся 1503 г., недавно передатирован А. Ю. Виноградовым как ͵ϚΦΓʹ (6503 г. = 994/5 г. н. э.). Эта датировка, принятая рядом исследователей, вызывает ряд вопросов, разрешить которые призвана данная статья. Отнесение надписи к концу X в. не объясняет следующие особенности ее текста: 1) отсутствие индикта при дате от сотворения мира; 2) указание на правление одного топотирита, без упоминания императора или стратига; 3) датирующую формулу «ὑπὸ ἡμερῶν». Датированные официальные и строительные надписи, составленные на территории Византийской империи, регулярно содержат индикт до XII в. Чин топотирита до XI в. представлял собой второстепенную военную должность, но в XII-XIV вв. так назывались наместники разного уровня полномочий, в том числе автономные правители. Варваризм «ὑπὸ ἡμερῶν» зафиксирован в крымских надписях XIV-XV вв. При этом неопровержимых палеографических оснований для датировки X в. нет: почти для всех букв можно найти соответствия в надписях XIII в. Имя топотирита ΤΖΟΥΛΑΒΗΓΗ также не дает узкой хронологической привязки. Наконец, опубликованные результаты археологических исследований укрепления A. XI позволяют сделать вывод об отсутствии в Табана-Дере комплексов рубежа X/XI вв. Удовлетворительное решение дает прочтение года как ͵ϚѠΓʹ (6803 г. = 1294/5 г. н. э.). Это помещает надпись в хронологический контекст других памятников Мангупа.

Статья посвящена исследованию эпитафии на белокаменном надгробии 1529/30 г. с цитатой из покаянного стиха «Зрю тя, гробе» (CIR1001) в историко-культурном контексте эпохи. Оно было найдено в Новоспасском монастыре (Москва) и публикуется впервые. Расширение смыслового поля уникально для старорусских эпитафий XVI в. и отражает завершение глобального процесса индивидуализации образа Смерти в европейской (в том числе и древнерусской) культуре в XIV-XV вв. Покаянный стих «Зрю тя, гробе», распространившийся в поствизантийских рукописях и эпитафиях на Афоне со второй половины XV в., отражал индивидуализацию образа Смерти на православном Востоке. В русской иконописи он появляется в росписях северных дверей иконостаса в 1540-е гг. в качестве подписи к изображению лежащей в гробу Смерти-скелета, символизирующей участь каждого человека. О популярности данного покаянного стиха на Руси также свидетельствуют его многочисленные рукописные списки, наиболее ранние из которых относятся к началу 1470-х гг. Это произведение также оказалось созвучным намогильной эпиграфике, о чем свидетельствует исследуемая эпитафия. Таким образом, Смерть-скелет, явившаяся в мир благодаря грехопадению прародителей, в едином комплексе со стихом «Зрю тя, гробе», запечатленным в иконописи, книжной культуре и эпиграфике, утвердила в древнерусской культуре свое всемогущество и тщету земной жизни.

Поэзия Мустая Карима представляет собой достаточно интересное наследие в плане конкретизации «педагогических стандартов» в культуре башкирского народа. Стоит заметить, что литература всегда тяготела к тому, чтобы обозначить приоритеты нравственного порядка, определить необходимые моральные и нравственные ценности. Не исключается это и в формате национальной словесности. В статье на примере поэзия М. Карима осуществлена попытка определить обязательный набор важных составляющих воспитания в литературном произведении, влияющих на становление личности читателя. Актуальность рассмотрения заявленной темы обусловлено значимостью поэзии М. Карима для отечественной литературы и педагогической мысли, поскольку он был не только поэтом, но и видным общественным деятелем ХХ века. Мудрость, которая нашла воплощение в его текстах, есть достояние народа: поэт всегда был сторонником поиска истины, творцом не только созерцательного порядка, но и действенного. Делается вывод о том, что поэзия М. Карима наполнена глубокими смыслами. Автор выделяет педагогические смыслы и предлагает свою систематизацию, что определяет новизну и практическую значимость настоящего исследования. Основные методы, которые применяются автором статьи в ходе анализа произведений М. Карима, - культурно-исторический, системный, проблемно-семантический. В статье определен ряд «педагогических стандартов», воспитательных, нравственных констант культуры, которые становятся для поэта главными ценностными ориентирами, влияющими на становление и взросление человека. Такие гуманистические категории, как «семья», «дом», «красота», «ответственность», «доброта», «вера», «истина», рассматриваются в текстах М. Карима ситуативно, полновесно и целостно. Художественно-педагогический опыт поэта отражен в его лирике и становится примером правильного воспитания молодого поколения, нужным для современных читателей ракурсом объективной оценки жизни.

Статья посвящена жанровым особенностям «Хроники» Иоанна Никиуского - коптского епископа города Никиу в Египте, жившего во второй половине VII в. Этот труд, дошедший только в эфиопском переводе, содержит массу ценных и зачастую даже уникальных сведений по истории ранней Византии (IV-VI вв.), тем не менее исследователи-византинисты традиционно уделяют мало внимания «Хронике» Иоанна по сравнению с трудами грекоязычных ранневизантийских историков и хронистов - Прокопия Кесарийского, Агафия Миринейского или Иоанна Малалы. Автор данной статьи стремится определить жанр «Хроники» Иоанна Никиуского, сопоставляя ее сведения с «Хронографией» Иоанна Малалы (вторая половина VI в.), чтобы показать, как жанры византийского историописания влияли на методы и мышление коптского епископа, как он усваивал и творчески перерабатывал жанры византийской исторической мысли. В качестве сюжетов для исследования автор выбрал две темы, изложенные у Малалы и Иоанна Никиуского, - нападения мавров на византийские провинции в Северной Африке (вторая половина VI - начало VII вв.) и крещение Лазики (522 г.). Автор приходит к выводу, что Иоанн Никиуский сочетал в своей «Хронике» два жанра - церковную историю и светскую (языческую) историю, выполненную по стандартам классической древнегреческой историографии. Этим стандартам следовали Прокопий и Агафий, этим же стандартам следовал и Иоанн Никиуский, когда он рассказывал о событиях светской (военно-политической) истории, тогда как события из жизни и истории христианской церкви (деятельность церковных институтов, богословские споры, распространение христианской религии) изложены у Иоанна с позиций жанра церковного историописания.

Среди божественных покровителей римской гражданской общины выделялась группа персонифицированных благ, устойчиво связанных в массовом сознании с фигурой принцепса. Сакральная принадлежность этих условно «малых» божеств маркировалась эпитетом Augusti. С I в. н. э. в официальном пантеоне Римского государства складывается группа нуменов, ответственных за безопасность и коллективное благополучие: к известной ранее богине Салюс присоединились Секуритас, Тутела (как охранительница императорской фамилии) и Транквиллитас. Во II в. последняя богиня, воплощающая Спокойствие, появляется на монетной чеканке. Ее атрибуты говорят о связи с морской стихией и сферой продовольственного снабжения, подчеркивая стремление к стабильности и процветанию. В III в. Транквиллитас, несмотря на кризисные явления, оставалась символом защищенности квиритов, по крайней мере, в плане обеспечения зерном и чистой водой. Соответствующую легенду при Филиппе и Таците стоит рассматривать как обещание умиротворения, возвращения к временам «хороших императоров». Появившийся в IV в. лозунг Beata Tranquillitas не сопровождался профилем богини. Данное изменение может быть интерпретировано не только с точки зрения побеждающего христианства. Вероятно, «Блаженное Спокойствие» при династии Константина Великого уже стоит рассматривать с позиции блага, обеспеченного августом как военным лидером. Этот идеологический посыл в корне отличается от того смысла, который несла в себе dea Tranquillitas до установления домината. По мнению автора статьи, почитание персонифицированной Транквиллитас, выраженное через монетную чеканку, являлось ответвлением имперской пропаганды, развивающейся в русле идеи продовольственного обеспечения римских граждан. Транквиллитас при Антонинах и позднее дополняла функции других божественных добродетелей. Она являлась центральным звеном в функциональной цепи: Абунданция-Аннона-Транквиллитас-Провиденция-Секуритас. Расставленные в таком порядке благодеяния символизировали своеобразный цикл зерновой логистики - от выращивания и сбора урожая до его своевременного поступления потребителям, что является сутью продовольственной безопасности любого государства.

Настоящий очерк является второй частью в серии публикаций автора, посвященных региональному управлению в державе Александра на уровне сатрапий, а также его отношениям с зависимыми территориями на Востоке. Речь идет о группе сатрапий Александра в Азии от Сирии до Месопотамии и Египте.

В Беотийском союзе III-II вв. до н. э. сохранялись многие традиции федеративной государственности в Беотии, восходящие к классическому периоду, в т. ч. параллельное отправление правосудия городскими и федеральными судебными органами. Сведения нарративных и эпиграфических источников позволяют отнести к сфере федеральной юрисдикции рассмотрение споров между полисами, прежде всего, территориальных, уголовное правосудие по делам о преступлениях против союза (убийство должностных лиц федерации, попытка государственного переворота), а также, вероятно, гражданское судопроизводство в тех случаях, когда имущественные тяжбы затрагивали интересы разных общин и их граждан. Ряд исследователей не без оснований считает, что примером этой последней категории дел является тяжба Никареты из Феспий с властями города Орхомена, которая, возможно, была урегулирована лишь после вмешательства федеральных органов. Какие именно органы выполняли в Беотии роль судов федерального уровня - постоянное судебное учреждение или временные комиссии, создаваемые каждый раз для рассмотрения одного или нескольких дел, - определить пока невозможно. Предположение, согласно которому в качестве федерального суда выступала коллегия фесмофилаков, представляется довольно спорным. С определенной долей уверенности можно, однако, утверждать, что беотийцы, в отличие, скажем, от ахейцев и фессалийцев, воздерживались от приглашения иностранных арбитров для рассмотрения споров, возникавших внутри союза, что косвенно может свидетельствовать о налаженной системе использования собственно беотийских судей для осуществления функций федеральной юстиции. Рассказ Полибия (XX. 6. 1-3) о длительном прекращении всякого правосудия в Беотии на рубеже III и II вв. в современной научной литературе правомерно признается не слишком достоверным, однако некий кризис судопроизводства, как городского, так и федерального, в этот период должен был иметь место на самом деле, хотя причины и проявления этого кризиса не вполне ясны.

В 403 г. до н. э. в Аттике происходила гражданская война между сторонниками олигархии и демократии. После гибели лидера правительства Тридцати Крития в Афинах произошел переворот, и к власти пришла коллегия Десяти. Новое олигархическое правительство не сразу заключило мир с демократами. Попытка реконструкции событий упирается в противоречие между текстами Ксенофонта и Аристотеля, а также других источников. Одним из наиболее дискуссионных остается вопрос о числе коллегий Десяти: одна или две? «Афинская полития» Аристотеля сообщает, что в 403 г. до н. э. в Афинах произошел еще один переворот и одно правительство Десяти было заменено другим. Новое правительство заключило мир со сторонниками демократии. Историчность второго переворота служит предметом дискуссии. В статье предпринимается попытка проанализировать дискуссию о числе коллегий Десяти и представить вариант реконструкции событий, происходивших в Аттике в 403 г. до н. э.

Данная работа начинает цикл статей, посвященный антидемократическим переворотам в Афинах конца V в. до н. э. и их историческому значению (после них и в их результате изменился сам характер афинской демократии). Период, о котором идет речь, стал в истории афинского полиса временем большой нестабильности во внутриполитической жизни, и в статье нарастание этой нестабильности рассматривается в контексте Пелопоннесской войны. Обычно считается, что олигархическое движение в Афинах внезапно набрало силу лишь после Сицилийской экспедиции 415-413 гг. до н. э., завершившейся полной катастрофой. Однако в статье демонстрируется, что в действительности олигархические настроения нарастали постепенно и подспудно уже с периода Архидамовой войны, когда впервые наметилась тенденция к перерождению афинской радикальной демократии в охлократию, ведомую демагогами. Непродуманная политика этого режима порождала оппозицию, одним из характерных представителей которой был, в частности, Антифонт.

В статье собраны и прокомментированы упоминания мореплавания, различных видов судов и морских коммуникаций, находящиеся в библейских текстах. Авторы анализируют оригинальные древнееврейские и древнегреческие термины и названия, делают выводы об отражении в Библии развития морского дела на Ближнем Востоке в древности. Уже в Пятикнижии Моисеева (Торе) флот выступает в качестве символа военного могущества и торговли. В текстах не только даются общие представления, но и упоминаются вполне утилитарные предметы и действия. Анализ свидетельств Ветхого Завета позволяет расширить наши знания об особенностях кораблестроения, древней навигации, масштабах, организации и направлениях международной морской торговли. Так, например, упоминается программа строительства кораблей на Красном море для регулярной навигации в «страну Офир», ставшая важнейшим совместным мероприятием двух государств - Тира и Израильского царства. Религиозный характер библейских текстов не лишает их исторической ценности.