Буржуазная история философии обычно считает начальный, так называемый докритический период деятельности Канта заблуждением еще незрелого, не установившегося в своих взглядах философа. Между тем позднейшая, сложившаяся в 70х годах XVIII в. критическая философии Канта есть закономерное следствие его ранних работ. Именно в них наметилась проблематика и способ ее рассмотрения, необходимо приведшие Канта к трансцендентальному идеализму.
«Критика чистого разума» — главное сочинение родоначальника немецкого классического идеализма — одно из наиболее трудных произведений в мировой философской литературе. Сам Кант объяснял эту особенность своего творения чрезвычайной сложностью рассматриваемых в нем проблем, новой терминологией, необычной не только для широкой читательской публики, но и для философов, а также недостатками изложения.
По этому поводу он писал в предисловии к «Пролегоменам»: «Книга суха, темна, противоречит всем привычным понятиям и притом слишком обширна». Кант пытался устранить некоторые из отмеченных им недостатков своей «Критики…» во втором её издании (1787 г.), которое, однако, как мы увидим дальше, содержало также изменения, относящиеся не к одной только форме изложения.
Окидывая общим взором историю античной философии, мы с большим удивлением убеждаемся в том, что скептицизм пронизывает собою в Греции и Риме художественные произведения, философские трактаты и даже религиозную убежденность. В настоящее время этот вопрос нельзя ограничивать только теми малочисленными и кратковременными школами древности, которые сами официально называли себя скептическими и проповедовали скептицизм как свой основной принцип. Иной раз этот скептицизм был частичным и вторичным, часто — непродуманным и случайным, часто — лишь методом углубления и расширения допускаемых позитивных данных.
Составить этот труд меня побудила любовь к людям и к истине. Пусть только они узнают себя, пусть они приобретут ясные идеи о нравственности — и они станут счастливыми и добродетельными.
Намерения мои не могут внушать сомнений. Если бы я выпустил эту книгу при жизни, то я подвергся бы преследованиям и не приобрел бы ни богатств, ни новых знаний.
Я всего лишь трубач и не участвую в битве… И наша труба зовет людей не ко взаимным распрям или сражениям и битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они, заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой, захватили штурмом ее неприступные укрепления и раздвинули… границы человеческого могущества.
Французское Просвещение сыграло выдающуюся роль в идейной подготовке французской буржуазной революции XVIII в., которая смела с лица земли феодальные отношения и утвердила буржуазный порядок.
Политический строй, институты и духовные ценности феодализма попали под обстрел просветителей, были расшатаны до самых основ. Неотразима была сила этой революционной критики, ибо она выражала гнев, чаяния и надежды не только предреволюционной французской буржуазии, но и всего порабощенного французского народа. Можно с уверенностью сказать, что никогда раньше прогрессивная идеология так непосредственно и целеустремленно не содействовала социальному прогрессу.
С феодальных отношений были сорваны покровы святости, и они предстали перед взором огромного числа людей во всей своей отталкивающей наготе. Задолго до революции феодализм, его духовные ценности, его этические и эстетические нормы предстали перед «судом разума» и были осуждены на исчезновение.
Известное впрямь есть слово Сократово: «Иной живет на то, чтоб только есть, а я-де ем на то, чтоб жить» 3.
Жизнь не то значит, чтоб только есть и пить, но быть веселым и куражным, и сытость телесная не даст куража сердцу, лишенному своей пищи.
В сем-то разуме учил своих друзей Епикур, что жизнь зависит от сладости и что веселые сердца есть-то живот человеку. Гораздо то же, что Епикур, мыслит: «Nec dulcia differ in annum…», сиречь: «Сладости не отлагай на год». А что он под сладостью разумеет веселые сердца, видно из последующих: «Ut quocuuque loco fueris, vixisse libenter te dicas», сиречь: «Дабы ты мог сказать о себе, что для тебя везде жилось куражно» 4.
Григорий Сковорода — великий украинский философ-гуманист и просветитель, выдающийся поэт XVIII века, внесший огромный вклад в развитие философской мысли украинского и русского народов. Он олицетворяет в себе давнюю традицию философского мышления этих народов, ее единство с живой мудростью трудящихся масс, их надеждами и стремлениями.
С высот современной исторической эпохи в жизни русского и украинского народов, когда они в единой братской семье народов Советского Союза прокладывают путь в коммунистическое будущее всего человечества, идейное и культурное наследие Сковороды приобрело новое освещение, в котором выразительное, чем когда-либо раньше, выступают черты, соединяющие народную демократическую культуру прошлого с современными задачами революционного преобразования мира.
В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм» указывал, что философия Маха и Авенариуса, весь позитивизм начала XX в. черпают из берклианства: «…«новейшие» махисты не привели против материалистов ни одного, буквально ни единого довода, которого бы не было у епископа Беркли» 1. И действительно, они повторили доводы Джорджа Беркли и в критике ими теории отражения, и в истолковании причинности, и в проблемах «экономии познания» и «удвоения мира».
Берклианство — это начальная и одновременно классическая форма субъективного идеализма Нового времени, главный источник этого вида идеализма в последовавший затем период упадка буржуазной философии: уже Шопенгауэр пошел от Канта вспять к Беркли. Методологически вся западноевропейская и американская мысль нынешнего столетия, за исключением неотомизма, экзистенциализма, неореализма и близких к ним по духу течений, восходит так или иначе к Берклиевой эпистемологии. Естественно назвать здесь и Юма, также, без сомнения, наложившего печать своих воззрений на последующую идеалистическую мысль, но без Беркли не было бы и Юма.
П. Н. Ткачев занял в истории русского революционного движения очень заметное место, но о нем, его деятельности и идеях написано гораздо меньше, чем о двух других ведущих теоретиках российского революционного народничества — М. А. Бакунине и П. Л. Лаврове.
У читателя, интересующегося историей революционного движения и революционной мысли в России, есть возможность по существующей литературе составить сравнительно полное представление лишь о революционной программе, тактике и общественно-политических взглядах идеолога русского «бланкизма». В вопросе же о специфической роли и месте Ткачева в истории русской философской и социологической мысли до сих пор осталось немало белых пятен.