В статье рассматривается рецепция Флобера (его произведений и эпистолярного наследия) супругами Буниными - Верой Николаевной Муромцевой-Буниной и Иваном Алексеевичем Буниным. Вера Николаевна и Иван Алексеевич читают письма Флобера летом и осенью 1941 г., параллельно узнавая о начале войны Германии и СССР и слушая сводки с фронта по радио. Военные события в дневнике почти не упомянуты, и контекст боевых действий в источнике отсутствует - разве что на уровне описания «общего потрясения». Хронология одновременного прочтения писем Флобера (июнь 1941 г.) реконструирована с опорой на параллельное сопоставление дневников И. А. Бунина (публикация в серии «Литературное наследство») и В. Н. Муромцевой-Буниной (Русский архив в Лидсе). Флобер получает положительную оценку обоих супругов. Восстановлена предыстория рецепции Флобера в 1941 г. Восхищение стилем Флобера и высокая оценка его творчества и Верой Николаевной, и Иваном Алексеевичем - «литературный факт», который обоснован с опорой на мемуары В. Н. Муромцевой-Буниной, интервью И. А. Бунина. В. Н. Муромцева-Бунина переводила Флобера в 1910-е гг., в то время как И. А. Бунин считал Флобера одним из образцов для подражания как в плане стиля, так и в плане разработки художественного образа. Творчество Флобера обсуждалось в семейном кругу Буниных, о пристрастном отношении к Флоберу Бунин заявлял корреспондентам, бравшим у него интервью после получения Нобелевской премии в 1933 г. В 1941 г. супруги обращаются к письмам Флобера, и этот рецептивный опыт обладает несколькими функциями. Среди доминантных функций - эскапистская, ностальгическая, диалогическая, рекреационная, творческая функции чтения писем Флобера. Несмотря на общность выделенных функций чтения текстов Флобера, также очевидна разница рецептивных откликов. В то время как Иван Алексеевич видит во Флобере в первую очередь желанное отражение себя (художник, творящий для вечности; художник, страдающий поневоле в казарме дома и лазарете), Вера Николаевна воспринимает Флобера именно как собеседника и друга, человека, прожившего схожий, понятный, вызывающий эмоции, но глубоко не идентичный на разных уровнях опыт - религиозный и творческий.
Рассмотрен феномен ранней «цифровой поэзии» на примере стихотворений из цифрового сборника стихов «Первый показ» (“First Screening”, 1984) канадского поэта Б. Ф. Никола, автора «стихофильмов» (movies of words). Два стихотворения из сборника (“Letter” («Письмо»); “After the Storm” («После бури»)) были опубликованы изначально не в цифровом, а в печатном формате (печатная версия «Письма» написана в 1967 году, «После бури» — в 1973 году). Творческая эволюция поэта (от «стихокартин» к «стихофильмам») позволяет поставить вопрос о разнице структур субъектности в печатных стихотворениях и их цифровых переводах (переводах на медиаязык, близкий киноязыку). Автор предлагает рассмотреть слои медиа-опосредования в печатном и цифровом текстах как материально-специфические условия коммуникации, при соприкосновении с которыми читатель проживает «момент интенсивности» (Х. У. Гумбрехт), испытывает творческий опыт остранения (эстетическое переживание) и может соотнестись со стоящим за текстом субъектом. Разница медиа-опосредований обусловливает разницу субъектных структур. В каждом случае субъект, стоящий за текстом, — «субмедиальный субъект» (Б. Гройс). Структуры литературного и кинематографического воображения позволяют реципиенту не столько соотнестись с автором, сколько обрести неожиданного соавтора — субмедиального субъекта, способного заменить (или скомпрометировать) интенцию автора иной интенцией. С субмедиальным субъектом печатного текста возможно отождествление, с субмедиальным субъектом цифрового текста — растождествление. Эволюция от литературного текста — через цифровой кинотекст — к интерактивным дигитальным формам подчеркивает разницу между реципиентом литературного текста и реципиентом текста цифрового. Реципиент литературного текста обживает инстанцию «я» (повествовательного или лирического), так что текст активно довоображается. Реципиент цифрового текста отождествляет себя с «аватаром», который может совершать выбор, влияющий на развитие сюжета, но в меньшей степени способен насыщать открывающиеся сцены и перипетии дополнительными смыслами.
В статье рассматриваются два текста канадского поэта Барри Филлипа Никола (известного под псевдонимом bpNichol): стихотворение «Вечерний ритуал» 1967 г. (Evening’s Ritual), напечатанное в сборнике визуальных стихотворений «Презнания танцовщицы с веером елизаветинской эпохи» (Konfessions of an Elizabethan Fan Dancer, 1967), и стихотворение «Письмо» 1984 г. (Letter), включенное в состав цифрового произведения «Первый показ» (First Screening, 1984). Текст 1967 г. принадлежит традиции конкретной поэзии, текст 1984 г. ближе к киноискусству и электронной литературе XX-XXI вв. При этом текст 1984 г. является попыткой перевода текста 1967 г. в цифровую плоскость, так как в плане содержания тексты полностью идентичны. Исследователь обращает внимание на разницу перформативных реализаций одного и того же высказывания. Автор отмечает, что в случае стихотворений «Вечерний ритуал» 1967 г. и «Письмо» 1984 г. из сборника «Первый показ» предполагаемый смысл можно отождествить не столько с пропозицией, сколько с перформативным эффектом, направленным на реципиента, т. е. смысл реализуется преимущественно в плоскости прагматики художественной коммуникации, а не семантики. Исследуя перформативный эффект, автор предлагает обнаружить его в структуре «скриптурального воображения» (Дж. Макганн), довоображения опыта письма, и фиксирует разницу конфигураций воображения в обоих текстах. Если печатный текст «Вечернего ритуала» позволяет читателю быть соавтором высказывания, то цифровой текст «Письма» исключает читателя из процесса сопорождения смысла.